Мария Барятинская - Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918

Детство мое было не очень счастливым, я рано лишилась матери – до того, как мне исполнилось три года. Она умерла при рождении моей сестры Эме. В нашей семье было четверо детей – три девочки и мальчик. После кончины моей матери мы оставались два года во Франции под опекой гувернантки, наполовину немки. Потом мы приехали к отцу в Санкт-Петербург, где он занимал очень хорошую квартиру на Морской. Бабушка жила рядом с нами [1]. Она была старенькой, но стремилась отдавать нам всю свою доброту и заботу. Тогда она была вторично замужем за князем Горчаковым. Она была урожденная Суворова, внучка знаменитого фельдмаршала, который был удостоен титула князя Италийского за руководство боевыми действиями против французской революционной армии в Италии. В 1790 году во главе русской армии он взял Измаил, а после кончины был похоронен в Александро-Невской лавре. По его завещанию эпитафия гласит: «Здесь лежит Суворов». В 1900 году в ознаменование столетия со дня его смерти была организована торжественная церемониальная служба, в ходе которой император Николай II возложил венок на его могилу. Я там присутствовала как потомок Суворова в четвертом поколении.

Я была внучатой племянницей генерал-адъютанта его величества князя Александра Аркадьевича Суворова, который очень любил нас, детей; мы делились с ним нашими маленькими проблемами и радостями, а он симпатизировал нам во всех наших детских проделках. Он был большим другом царя Александра П.

И вот однажды император изъявил желание увидеть оставшихся без матери детей, о которых он так много слышал от их дядюшки. В назначенный день мы вчетвером с нашей гувернанткой отправились в Летний сад, расположенный на берегу Невы. Этот сад был заложен еще Петром Великим и часто служил сценической площадкой для происшествий в яркой жизни императрицы Екатерины П. Я помню, как мы шли по особой дорожке, по которой весной, когда таял снег, всегда прогуливался император, и было так сыро и грязно, что эту дорожку устилали дощечками.

Вдруг появился император, шедший вместе с великим князем Михаилом Михайловичем и моим дядюшкой Суворовым. Я была так взволнована от встречи с императором, что соскочила с дорожки и упала в небольшую яму. Не помню, как меня оттуда извлекли, но император сказал своим громким голосом: «Бедняжка!» – а потом расхохотался. Я, перепачканная, должно быть, представляла собой смешное зрелище. По возвращении домой гувернантка отругала меня за это происшествие, за мой неопрятный и весьма жалкий вид, но отец произнес, когда я заплакала, что это просто был инстинкт вежливости: я уступила дорогу императору, так как дорожка была очень узкой, а поэтому меня не следует ругать.

В тот же день дядюшка принес нам фотографию, подписанную императором, который, вручая ее, сказал: «Передай ее детям».

Позднее, тем же летом мы потеряли нашего любимого отца. Мы только что переехали на дачу под Петербургом, и нам сообщили, что наш дорогой папа скончался. На одном из погребальных богослужений к нам подошел император Александр II и произнес: «Бедные дети!» Он также поговорил с нашей бабушкой, которая была уже очень стара и частично парализована, называя ее «бедная Варенька», как это она вспоминает в своем дневнике.

Император пообещал быть нашим наставником. У моего отца было крупное состояние, требовавшее больших хлопот в управлении и присмотре. После похорон мы стали жить у его сестры, нашей тети [2], в Висбадене, и наша бабушка поехала с нами. В то время Висбаден был чем-то вроде Монте-Карло и являлся местом встреч всех интеллектуалов Европы.

У тети была слабоумная дочь, весьма злобно настроенная. Она постоянно щипала нас и чего только не устраивала, но нам не разрешалось жаловаться. Она была всегда права, а мы – всегда не правы.

Помню, как княгиня Суворова (ее прозвище было «итальянская Лиза») [3]проиграла в карты огромное состояние, и чуть не разразился скандал. Моя бабушка была взбешена. Помню, как бабушка, привыкшая к тому, что ей потакают всю жизнь, как-то отказалась от хлеба, который ей принесли. Она вызвала пекаря и заявила (чтобы напугать его): «Не забывай, что я из рода Петра Великого. Моя мать – урожденная Нарышкина, и мать Петра Великого тоже была Нарышкиной. Если б ты принес ему такой хлеб, он бы избил тебя!» Пекарь испугался до дрожи в коленках, и для нее был испечен специальный каравай. Я упоминаю это как необычный пример особенностей старческого возраста, описанный моей бабушкой в ее дневнике.

Как только мы приехали в Висбаден, нас повезли навестить князя Николая Нассау, брата герцога Люксембургского, чье княжество было аннексировано Пруссией. Сейчас удивительный замок в Бибрихе открыт для широкой публики. Семья эта состояла из самого князя Николая Нассау, его жены Натальи, графини Меренберг (дочери поэта Пушкина), его сына, графа Георга (женатого на княжне Ольге Юрьевской, сестре моей бывшей золовки, княгини Юрьевской-Оболенской, певицы), графини Софьи Торби и графини Ады. Эти две девушки были очень симпатичны; мы, как правило, играли с ними каждое воскресенье. И до сих пор мы поддерживаем с ними дружеские отношения. Графиня Торби не изменилась с течением времени, и наши русские беженцы очень признательны ей за ее добрые дела.

После обеда в парке Висбадена давались концерты. Рядом располагалось казино. Здесь охотно бывали королевские особы Европы. Например, Христиан, король датский, каждый год приезжал сюда на воды. Он выделялся из толпы прямой фигурой и высоким ростом и был весьма популярен благодаря простоте и приятности в общении. Многие наши великие князья также посещали Висбаден, который в то время считался очень модным курортом. Среди посетителей обращал на себя внимание старый герцог Кембриджский, которого сопровождал один из его сыновей, полковник Фитц-Джордж Он всегда занимал одно и то же место и неизменно угощал нас конфетами. Мы всегда старались (по-детски) быть на виду, чтобы он не забыл о нас. Наша английская гувернантка постоянно выговаривала нам, но, должна признаться, это не имело эффекта.

Еще одним посетителем была княгиня Полина Меттерних, подруга императрицы Евгении. Ее шляпки всегда были украшены чересчур большим количеством прекрасных страусовых перьев, но одежда ее была самой элегантной. Именно эти люди наиболее запечатлелись в моей памяти.

После нескольких лет в Висбадене моего брата отправили в военную школу, а мы, девочки, по желанию нашего дедушки вернулись в Россию, где в Санкт-Петербурге у семьи был ряд квартир.