Виталий Кривенко - Экипаж машины боевой (Часть 1)

-- Качок! Как ты там, живой еще!? -- крикнул Хасан, опять заглянув в командирский люк.

-- Нет, не живой, помер ужо! -- ответил ему Качок.

-- Пусть будет земля тебе пухом, Качок, -- опять крикнул Хасан.

-- Аминь, -- ответил Качок.

-- Хасан, забей лучше косяк, -- обратился я к Хасану.

-- Осталось всего на косяк, и больше нету, -- ответил Хасан.

-- Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, -- сказал я.

Хасан запрыгнул в командирское сиденье и принялся за дело, он достал иголку, насадил на нее кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички, и раздавил пальцами.

Мы часто так делали, грели чарс на огне, и пока он горячий, раздавливали его пальцами, а так он был прессованный и жесткий. Иногда мы отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но этот процесс был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали.

Окно напротив командирского сиденья было закрыто защитным щитком, так как оно было выбито пулей от ДШКа. Хасан сначала привстал поближе к открытому люку, но там был ветер, который мог сдуть чарс с ладони, Хасан наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.

-- Хасан, не мешай ехать, иди забей возле лампочки, -- сказал Туркмен отталкивая Хасана.

-- Дай забить, Туркмен, потерпишь пару минут, -- возмутился Хасан и снова наклонился к водительскому окну.

-- Хасан, сука! Над обрывом едем, не видишь что ли. Вали отсюда со своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, -- крикнул Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк. После чего посмотрел на нас, и спросил:

-- Ну, кто будет?

-- Все будут, чего зря спрашивать, -- сказал я Хасану.

-- Я не буду, мне и браги хватает, -- ответил Туркмен.

-- А я курну маленько, -- отозвался Качок.

-- Может Сапога обдолбим, -- предложил Урал.

-- Да он тогда ваще потеряется навсегда, и бесповоротно, -- ляпнул Хасан, прикуривая косяк.

Мы курнули косяк, стало легко и свободно, все обломы, те, что были и те, что будут, стали как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло и натянул шлемофон, как раз в это время шли переговоры между ротным и комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова:

-- Березка, Березка, я Тайга. Как слышно? Прием.

Березка -- это позывной нашей роты, а Тайга -- это комбат, он был родом из Сибири, и позывной у него был или Тайга, или Сосна.

Дальше послышался ответ ротного:

-- Я Березка, слышно нормально. Где вы, Тайга?

-- В одиннадцатом квадрате. Березка, почему не выходили на связь, как у вас?

-- У нас все нормально, с караваном пришлось повозиться, один ранен, но не тяжело.

-- Березка, давайте быстрее подтягивайтесь, до темноты надо кишлак прочесать, сейчас над ним работают штурмовики. Полк уже здесь, артдивизион на подходе. Как понял?

-- Все понял, минут через сорок будем на месте. Конец связи.

Я снял шлемофон и повернулся к пацанам.

-- Полк уже подъехал.

-- Куда подъехал? -- спросил Хасан.

-- Туда подъехал, -- ответил я, показывая указательным пальцем по ходу БТРа.

-- Юра, че ты паришься, какой полк, куда подъехал? -- опять спросил Хасан.

-- Полк, говорю, подъехал, он уже на месте. Понял? Я хрен его знает, где точно, в одиннадцатом квадрате, короче. Но это херня, сейчас на проческу пойдем.

-- Че, по рации услышал, да? -- спросил Урал.

-- Да, ротный с комбатом только что базарили, -- ответил я.

-- А что еще они базарили? -- спросил Туркмен.

-- Да не много. Комбат спросил, чего не выходили на связь, полк говорит, уже подошел, в кишлаке работают вертушки, по приезду будем чесать кишлак, в общем.

-- А че, завтра что ли нельзя прочесать, обязательно сегодня, -- начал возмущаться Хасан.

Я протянул ему шлемофон, и сказал:

-- На, скажи это комбату.

Хасан махнул рукой, взял автомат и полез на броню, за ним вылез Урал. Стало слышно, как разносился раскат взрывов, где-то вдалеке.

Туркмен думал о чем-то о своем, в такие минуты с ним бесполезно говорить, он все равно ничего не будет слушать. Качок кемарил, он потерял много крови, и по этому его от слабости тянуло на сон. Я взял автомат, запрыгнул наверх и сел на броню, облокотившись о крышку люка.

Хасан с Сапогом о чем-то беседовали, сидя возле баков с водой, точнее, Хасан что-то втирал Сапогу, а тот слушал и кивал. Я осмотрелся вокруг, справа от нас были отвесные скалы, слева глубокая пропасть, ехали мы по горной дороге, ехали медленно, так как эта опасная дорога шла серпантином.

Я сидел и думал, сколько же, черт возьми, за эти два года пришлось исколесить по этим проклятым горным дорогам, и сколько бронетехники улетело в пропасть вместе с экипажами. Куда ни глянь, везде братские могилы, да вообще весь Афган -- это братская могила. Из этой войны два выхода, как при менингите, или умер, или сошел с ума, и еще не известно, что лучше.

Помню, как-то в наш детдом, какие то блатные притащили видик, в начале восьмидесятых это была диковина, мы никогда не видели ничего подобного. Показали нам фильм ужасов, мы были ошарашены, после этого просмотра я первое время боялся один оставаться в темноте. А сейчас, после всего увиденного и пережитого в Афгане, и вспоминая этот фильм, я про себя думаю, какая это была наивная сказка. Видеть ужасы на экране, и видеть их в натуре, мало того, еще и участвовать во всем этом кошмаре самому, поверьте мне, это огромная разница.

Я посмотрел на Сапога, как раз в этот момент он перечитывал какие-то письма, наверно из дома. Ах, как я ему завидовал в этот момент, сам я за эти два года в Афгане не получил ни одного письма. Да и кто мне напишет, у меня ведь нет никого, ни родных не близких. А если вы спросите, как же друзья по детдому? Да они, скорее всего, по зонам расфасованы, и того, что я сейчас в Афгане, они возможно и не знают. И когда в роту приносят почту, на душе такая тоска наступает, аж выть охота, в такие минуты начинаешь думать, застрелиться что ли, один хрен никто оплакивать не будет. И вот видя, как Сапог читает письмо, мною опять овладели подобные мысли.

Вдруг БТР ротного резко остановился, мы уткнулись ему в зад.

-- Что случилось?! -- крикнул Хасан.

-- Петруха увидел на дороге что-то похожее на мину, -- ответил Закиров.

Меня как током ударило.

-- Товарищ старший лейтенант, разрешите -- я пойду, -- крикнул я.

-- Бережной, ты знаешь, на что идешь, -- ответил ротный.

-- Да, я знаю, разрешите выполнять?

-- Иди, Юра.

-- Есть, -- ответил я, и направился в сторону мины.

Я подошел к месту, где предположительно должна была находиться мина и откинул несколько камней. Под камнями и вправду лежала мина, это была английская мина с круглым пластмассовым корпусом и резиновым взрывателем на воздушной подушке. Такая мина с первого раза могла и не сработать, взрыватель срабатывал от давления воздуха внутри воздушной подушки, так что неизвестно где она шарахнет, или под первым колесом первого БТРа, или посреди колоны.