Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Мы со Сташеком в одно время доползли до берега и в течение нескольких минут, прислушиваясь, ждали, когда луна скроется за тучи. Я услышал, как кто-то полез на берег и с проклятиями скатился обратно на лед. Однако нам со Сташеком удалось взобраться на насыпь и скатиться уже на югославскую территорию. Немного отдышавшись, я пополз по глубокому снегу; рядом полз Сташек. Мы преодолели примерно сотню метров, когда тишину разорвал резкий крик. Справа от нас метнулся луч света. Спустя пару секунд мы услышали польскую речь и увидели, как из снега поднимается один из нашей группы и подходит к югославским пограничникам. Мы что было сил поползли вперед, подальше от этого места. Остановились. С четверть часа мы отдыхали, лежа на спине в снегу, а потом продолжили путь, придерживаясь направления на запад.

Из десяти нас осталось только трое: я, Сташек и мужчина примерно моего возраста, назвавшийся Михалом. Хотя я и не принимал участия в разработке маршрута, но предположил, что нам следует найти дорогу, ведущую в Вировитицу. Затем двинуться в направлении Бьеловара и подобраться как можно ближе к Загребу. Задача: до того как нас поймает югославская полиция, оказаться как можно дальше от границы.

В темноте, проваливаясь в глубокий снег, спотыкаясь и падая, мы быстро почувствовали сильную усталость. На пути нам попалось несколько проселочных дорог, ведущих к деревням. Почуяв незнакомцев, лаяли собаки. Мы устояли перед соблазном постучаться в первый попавшийся дом, попросить еды и немного передохнуть. Кто мог гарантировать, что нас тут же не сдадут властям и не отправят обратно в Венгрию, где нас ждет тюремное заключение? Поэтому мы не останавливаясь уходили все дальше и дальше.

Утро застало нас в пути. Словно в замедленной съемке, мы, еле передвигая ноги, шли по полю. Впереди появились дома. Злобно залаяла собака. Мы постучали в дверь крайнего дома и вошли.

– Мы поляки и очень хотим есть, – обратился Сташек к сидящему на табуретке мужчине.

Посмотрев на нас, он что-то неразборчиво пробормотал, а потом сказал женщине, стоявшей у плиты:

– Дай им немного молока и хлеб.

Пока женщина наливала молоко и резала хлеб, мужчина продолжал пристально разглядывать нас.

– Из Венгрии?

Он говорил на словенском, и мы поняли его.

– Да.

– Идете воевать?

– Да.

– Ну и зачем вам это надо? – Мы не успели пуститься в объяснения, как он продолжил: – Я тоже был солдатом, в Первую мировую. А что в результате? Вот, смотрите. – Он повернулся, и мы увидели шрам, пересекавший его лицо от лба до подбородка, и пустую левую глазницу. – Война не приносит ничего хорошего. – И, в сердцах сплюнув на пол, мужчина тяжело поднялся и вышел.

Я обежал глазами комнату. В одном углу стояла кровать, в которой кто-то возился под одеялом. Присмотревшись, я увидел голову древней старухи, морщинистой, с крючковатым носом и беззубым ртом. Из-за ее спины выглядывали двое маленьких детей, наблюдавших за нами с широко раскрытыми глазами. В другом углу комнаты был привязан к вбитому в стену крюку теленок. Под ногами теленка в соломе возились цыплята. В этом доме жили очень бедные люди.

Хозяйка дала каждому из нас по кружке теплого молока и по куску хлеба. Я был страшно голоден, но так устал, что во время еды на какие-то мгновения проваливался в сон. Сташек и Михал уже спали, привалившись друг к другу, а мне было не к чему прислониться. Тут я увидел, что старуха жестами приглашает меня прилечь на кровать. Меня не пришлось долго упрашивать. Я лег у нее в ногах поперек кровати и мгновенно заснул.

Проснувшись, я в первый момент ничего не понял. Старая ведьма усмехалась беззубым ртом; с другого конца кровати на меня смотрели две детские мордашки; ревел теленок, а надо мной склонился солдат и тянул меня за руку. За спиной у него была винтовка с примкнутым штыком. Я потер глаза, решив, что все это мне снится, спустил ноги с кровати и собрался встать. Тут я увидел, что на скамейке, потирая глаза и зевая, сидят Сташек и Михал. Видимо, они тоже решили, что солдат им приснился. Тут я понял, что произошло. Нас нашли югославы. Куда они отвезут нас – в Загреб или отправят обратно, в Венгрию?

Солдат, ничего не объясняя, вывел нас из дома, усадил в запряженные лошадью сани и отвез в небольшой городок, расположенный в нескольких милях от того места, где мы так сладко спали. В полицейском отделении уже находились двое из нашей группы и еще несколько поляков, которые, как и мы, ночью перешли Драву. Нам всем дали поесть, а потом отвели на железнодорожную станцию и посадили в вагон. Вместе с нами в вагон сел охранник.

– Куда нас везут? – спросили мы нашего конвоира.

– В Загреб.

– Ура! Вы слышали, мы едем в Загреб! – закричал кто-то.

– Вы не поняли, куда вас везут, – увидев нашу реакцию, сказал конвоир.

– Что значит «куда»?

– В Загребе вас посадят в тюрьму за незаконное пересечение границы.

– Надолго?

– Иногда сажают на неделю, иногда не несколько дней. Зависит от многого.

– От чего, например?

– Как тюремное начальство относится к полякам. Если хорошо, вы проведете в тюрьме не больше дня, причем с хорошей кормежкой. Ну а если нет, то...

– Откуда вам это известно?

В ответ охранник рассмеялся:

– Я почти ежедневно на протяжении всей зимы десятками вожу поляков в Загреб. Так что можете не сомневаться в моих словах. Почему вас так тянет уехать из дома? Почему тысячами блуждаете по всему миру? Вам что, не хватило войны у себя в стране?

Ни у кого не возникло желания принять участие в споре. Некоторые уже спали. Кто-то был занят собственными мыслями. Охранник уселся поудобнее, расстегнул мундир и вытянул в проход ноги.

Мы прибыли в Загреб поздно вечером, и охранник повел нас через весь город. Случайные пешеходы с любопытством оглядывали нашу процессию. Было холодно. Дул сильный ветер. Мы прошли мимо ночного клуба, откуда доносилась веселая музыка и взрывы смеха. Женщины в вечерних туалетах в сопровождении мужчин в смокингах окинули нас небрежным взглядом и вошли в клуб.

«Какая бездонная пропасть разделяет наши миры», – подумал я.

Мы подошли к тюрьме. Ворота открылись и впустили очередную группу голодных и замерзших поляков. В течение двух часов мы излагали на бумаге подробности пересечения югославской границы. Затем нашу группу из одиннадцати человек поместили в камеру, располагавшуюся на первом этаже.

В камере уже было несколько человек. Четверо спали на койках, стоящих вдоль стены, остальные на голом полу. Прямо скажем, эту невеселую картину освещала единственная лампочка, висящая под потолком. Мы вошли в камеру, и дверь за нами закрылась на несколько оборотов ключа. Мы опять оказались в тюрьме.