Феликс Керстен - Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945

При таких условиях важные проблемы не доходили до сведения Гитлера; «папка фюрера» становилась все толще и толще, и, когда Гиммлер наконец приходил с докладом, он был в растерянности, не зная, с чего начать.

Гиммлер пытался скрыть от себя и от других все недостатки таких отношений с Гитлером за своей теорией о подчинении солдата командиру – хотя сам он не был солдатом и его дела не носили военного характера. Наоборот, жизнь привела его на ключевую политическую должность, к которой такие стандарты были неприменимы. Кроме того, он называл себя «первым паладином фюрера», величайшее желание которого – добиться, чтобы фюрер чувствовал к нему абсолютное доверие вследствие его безграничной преданности. При этом Гиммлер путал должность командира телохранителей с должностью политика и государственного деятеля. Однако организация внутренних дел и ход войны вели к тому, что власть Гиммлера непрерывно расширялась. Теперь его задачей стало проводить в жизнь внутреннюю политику фюрера или чинить ей препятствия, тем не менее Гиммлер относился к Гитлеру как вождь охранных отрядов (СС) тех времен, когда они участвовали в борьбе за власть.

Не исключено, что пролить какой-то свет на различные элементы, составлявшие личность Гиммлера, поможет его родословная, отлично ему известная. Прадед Гиммлера был гвардейцем на службе у принца Оттона Баварского, которого в 1830 году избрали королем Греции. Вернувшись на родину, этот Гиммлер стал полицейским чиновником в Линдау на Боденском озере. Отец Гиммлера был учителем принца Генриха Баварского, который погиб в 1916 году, командуя полком в Румынии. Генрих Гиммлер получил в честь него свое имя. В то время отец Гиммлера был учителем частной школы в Мюнхене. В детстве Генриха Гиммлера окружала казенно-полицейская и школьная атмосфера; повлияли на него также старогерманские идеалы и мифы, которые начали возрождаться около 1900 года. В крови у Гиммлера остались не только страсть к поучениям и кропотливая чиновничья аккуратность, но и любовь к полицейско-военным делам. Эти чиновники оставили ему в наследство нечто вроде раболепства перед начальством, очень заметное в Гиммлере, но наиболее четко проявлявшееся в его отношениях с Гитлером.

Гиммлер отличался исключительным трудолюбием, стараясь выполнить почти все возложенные на него задачи. К ужасу своего штаба, он работал почти каждый день до 3 или 4 часов утра. Многие разговоры с членами его штаба проходили ночью. Он заявлял:

– История будет интересоваться не тем, сколько часов Генрих Гиммлер спал, а тем, чего он достиг. У нас будет время для сна, когда война кончится. Мы в Германии всегда слишком много говорим и слишком мало действуем. У фюрера должен быть по крайней мере один человек, на которого он может безусловно полагаться, и я хочу быть именно этим человеком.

Из-за этого возникало впечатление, что он слишком подробно вникает во все детали своей работы, слишком склонен к убеждению в необходимости тщательно проверять каждую строчку своих приказов и постановлений, вместо того чтобы ограничиться их контролем в общих чертах. Гиммлер тонул в море документов. Брандт пытался так организовать процесс, чтобы самому заниматься менее серьезными делами, но у него возникали серьезные проблемы, если в их число попадало то, что сам Гиммлер считал важным. По мнению коллег Гиммлера, ему не хватало налаженного административного механизма.

Когда Брандт неоднократно просил меня помочь его шефу понять, что ради сохранения здоровья тот должен отказаться от второстепенных дел, Гиммлер в ответ спрашивал меня, не приходилось ли мне читать, как глубоко Фридрих Великий вникал в те вопросы, которые сегодня кажутся нам тривиальными. Секрет успеха этого короля заключался в том, что он не ленился заниматься даже самыми ничтожными государственными делами, а я ведь не собираюсь говорить, что у него, Гиммлера, столько же обязанностей, сколько у Фридриха Великого? Он должен лично вникать во всю приходящую к нему корреспонденцию; что случится, если вдовы, сироты и все те, кто просит о помощи, получат отказ у его адъютанта?

Лично Гиммлер был неподкупен; он презирал богатство и роскошь и заявлял, что его величайшее желание – умереть бедным. Он получал относительно небольшое жалованье – около 24 тысяч марок в год, которое тратил экономно. Когда я привез ему из Швеции часы и сказал, что те стоят 160 марок, он задумался, достал кошелек и выдал мне 50 марок – все, что у него при себе было, – спросив, могу ли я потерпеть до следующего месяца, в первый день которого он пунктуально выплатил оставшуюся сумму. В СС он наказывал за любую растрату или перерасход государственных средств не менее сурово, чем за воровство. Ему очень хотелось ввести древний германский обычай и рубить провинившимся руки. Он никогда не пользовался собственностью СС для личного обогащения; все доходы от лесов и промышленных предприятий СС он пускал на укрепление мощи СС, на финансирование исследований, на увеличение капитала СС и на помощь «Лебенсборн», на пенсии вдовам и сиротам эсэсовцев и на создание своей разведывательной службы. Гиммлер презирал Геринга за роскошь, в которой тот жил, и сурово осуждал тех, кто расходовал государственные деньги в личных целях. Любая показуха была ему отвратительна; в противовес ей он выдвигал девиз СС: «Быть больше, чем казаться». Он без устали повторял, что эта фраза и другой девиз – «Моя честь – моя верность» – могут определять всю структуру государства.

Простота и открытость Гиммлера отражались и в его образе жизни. В еде и питье он был чрезвычайно умерен. Его обед состоял из супа, рыбного или мясного блюда и яблочного или лимонного сока; затем он пил кофе и выкуривал сигару. После обеда, который продолжался не более 45 минут, он проводил совещания до самого ужина в восемь вечера. Ужин состоял либо из мясного жаркого, либо из горохового супа, за которым следовали рулеты с сыром или с солениями. За ужином Гиммлер выпивал бокал красного вина, после чего выкуривал вторую сигару за день. После этого он продолжал работу. Во время еды дела службы не обсуждались, но и пустых разговоров Гиммлер не допускал. Он любил, пользуясь случаем, поговорить на исторические темы, касавшиеся готских королевств, вандалов, викингов, варягов и норманнов, преобразования Европы в результате трех великих переселений германских племен, политики короля Генриха I, Чингисхана и его методов правления, великих основателей государств и т. д. Для него было вовсе не характерно не давать собеседникам раскрыть рта; наоборот, он любил, чтобы его коллеги и гости участвовали в этих дискуссиях. Однако право делать практические выводы из дискуссий он оставлял за собой. Когда к нему приходили гости, стол накрывался практически так же, как и в другое время. Они должны были понимать, что идет война и их угощают куда обильнее и роскошнее, чем кормятся сражающиеся войска.