Александр Крон - Глубокая разведка

М а р и н а. Успокойся.

М а р г о (истерически). Не трогайте его - он раненый. Андрей Михайлович!

М е х т и. Газанфар тут ни при чем. Ты погорячился.

Г е т м а н о в (отрезвел). Так что же ты дрожишь? Что ты ревешь, я тебя спрашиваю?

Г а з а н ф а р. Жалко, да.

Г е т м а н о в (с удивлением воззрился на Газанфара). Идиот, что ли? (Бросается к телефону.)

Сирена автомобиля.

М а й о р о в. Едем на "Сару".

Мехти, Морис, Гулам и Теймур выходят.

Товарищ Газанфар, хочешь ехать со мной? Мы тебя ждем, Андрей.

Г е т м а н о в (бросает трубку). Иду.

Майоров, Гетманов и Газанфар выбегают. Хлопает дверь.

От удара обрушиваются занавеси на окнах. В комнату

врывается солнце. Сквозь стекла веранды виден залитый

горячими лучами величественный и строгий пейзаж

пустыни и туманные от непереносимого блеска очертания

стальной вышки.

М а р и н а (смотрит вдаль). Гиблое место. Можно сойти с ума от этой пустыни, от этого осатаневшего солнца.

К о м е н д а н т (помолчав). Ну, Маргарита. Не перетирай время. Поехали дальше. Тьфу! Забыл спросить, за чьей подписью пойдет докладная записка.

Конец первого акта

Акт второй

ВЕЧЕР

Огромная дымно-оранжевая луна встает над поселком.

Песчаная площадка перед жилым бараком. Сбоку

застекленная веранда Гетмановых, в центре - широкое

крыльцо. У крыльца врыты в землю дощатый стол, узкая

скамейка и столб с электрическим фонарем. Фонарь

мигает: то светит вполнакала, то чуть брезжит. На

крыльцо вышла Ольга Петровна - пожилая, сурового вида

женщина, речью и повадкой очень похожая на Ивана

Яковлевича. От Гетмановых вышел комендант с пишущей

машинкой в руках.

О л ь г а П е т р о в н а. Эй, начальник! Ты опять нас без света морить будешь?

Комендант скрылся.

Ишь, долдон. Уж до того раздулся, что и ответить тяжко.

М а р и н а (выглянула. В руках книжка). Ольга Петровна, ваши не вернулись?

О л ь г а П е т р о в н а. Жду. Третий раз самовар греется. Миленькая, покрутите им на "Сару". Ведь это что же - с утра не евши.

М а р и н а. Я звонила. Говорят, уехали.

О л ь г а П е т р о в н а. Сашка-то хорош! Вернется - уши оборву. Еще ко мне не являлся, а уж всюду поспел.

М а р и н а. А вы давно Сашу знаете?

О л ь г а П е т р о в н а. Не так давно. Хотя лет, наверное, двадцать. Еще Клавки на свете не было.

М а р и н а. Он очень изменился. Очень.

О л ь г а П е т р о в н а. Ну, измениться он не смеет. Мы с Иваном ему как родные были. Будет нос драть - выгоню.

М а р и н а. Что вы, Ольга Петровна. Вы меня не поняли.

О л ь г а П е т р о в н а. А не поняла - так слава богу. Миленькая, ну что там на "Саре"? Выходит, сослепу в набат ударили?

М а р и н а. Да, кажется.

О л ь г а П е т р о в н а. Ну скажи на милость, только зря народ перебулгачили. Андрей Михайлович как ошпаренный выскочил.

М а р и н а. Да. Он очень нервный стал.

О л ь г а П е т р о в н а. Нервный, нервный. Заботы одолели. Мой Иван отродясь нервный не был, а тут тоже заблажил. (Скрылась в доме.)

Марина вернулась на веранду. Где-то рядом

остановилась подъехавшая машина. Свет ее фар

достигает площадки. Хлопнула дверца. Появились

Гетманов, Иван Яковлевич и Теймур.

Г е т м а н о в (дойдя до своей двери, обернулся). Я вас предупредил. Докладывать ваш проект Майорову через мою голову - запрещаю. И вообще, если вам дорога разведка - болтовню о кривизне, авариях и прочих ужасах надо прекратить. Ясно? Продолжайте работать.

Т е й м у р. Но, позволь...

Г е т м а н о в. Я знаю, что ты хочешь сказать. Возможно, я сам доложу ваш проект Майорову. Но сначала я должен разобраться в позиции треста. Майоров - мой товарищ, и не мешайте мне говорить с ним так, как я считаю нужным.

И в а н Я к о в л е в и ч. Саша нам тоже не чужой.

Г е т м а н о в. Саша, Саша!.. Вы все воображаете, что Майоров - это Саша.

Т е й м у р. Разве нет?

Г е т м а н о в. Нет. Майоров - это трест. А тресту до смерти надоело с нами возиться.

Т е й м у р. Это он говорит?

Г е т м а н о в. Нет, это я говорю. Ты что, притворяешься чудаком или в самом деле ничего не понимаешь? Новая метла чисто метет. Саша - хороший парень, но себе не враг. Он десять раз подумает, прежде чем вешать себе на шею такое наследство. Тем более что встает вопрос об увеличении проектной глубины. Если это непонятно, я ничем помочь не могу. (Вошел на веранду, хлопнул дверью.)

Т е й м у р. Э, слышал?

И в а н Я к о в л е в и ч. А, пропади все пропадом! (Пошел.)

Т е й м у р. Иван Яковлевич! Маэстро! Я тебя прошу. Зачем ты себя расстраиваешь? Али зайдет, посидим, все спокойно обсудим.

И в а н Я к о в л е в и ч (остановился). Зайдет - милости прошу. А о деле говорить не стану. И тебе не советую. Видно, спелись. Теперь как Андрей Михайлович рассудит, так и делать будем. Он - голова, а мы руки. Зарок себе положил - не соваться.

Т е й м у р. Так разведчик не может говорить.

И в а н Я к о в л е в и ч. Извините, что не так сказал. Куда нам! Вот вы - вы навсегда все преотлично знаете.

Т е й м у р. Э, давай будем уважать друг друга.

И в а н Я к о в л е в и ч. Тимка! Не зли меня. Не задевай. Я тебе, мальчишке, неслыханную над собой волю дал. Мне шестой десяток идет, а я, как сопляк малолетний, за книжку сел. На собраниях речи говорю, до того дошел, что на самодельном вечере публично на балалайке играл! А тут не трогай. Заело.

Т е й м у р. Ты Клаве хоть не говори. Она смеяться будет.

И в а н Я к о в л е в и ч. О Клавке ты лучше молчи. Молчи. Тихоню-то не строй. Очень мне понятно. (Ушел, оставив Теймура в недоумении.)

Фары потухли. Усталой походкой идет домой Клава.

Т е й м у р. Клавочка! (Подошел, хочет обнять.) Не пущу.

К л а в а (вяло высвобождаясь). Пусти, Тима. Ну тебя.

Т е й м у р. Злая?

К л а в а. Будешь злая, когда опять целый день каталась. То Гулам за руль возьмется, то Мехти. Морис на ровном месте чуть рессору не сломал.

Т е й м у р. А я виноват?

К л а в а. Да нет... Просто так - на душе паршиво.

Т е й м у р. Из-за этого?

К л а в а. Из-за всего. Отец тут еще тоже...

Т е й м у р. Что, что отец?

К л а в а. Сказать? Косится он, ворчит... насчет нас с тобой. Прямо не говорит, а...

Т е й м у р. Ну, ну? Как думаешь - почему?

К л а в а. Заметил? Ну - почему?

Т е й м у р. Я не знаю.

К л а в а. И я не знаю. Я только думаю, Тима, он не хочет, чтобы мы женились, потому...

Т е й м у р. Почему?

К л а в а. А почему - потому... даже говорить неохота. Наверно, потому, что ты не русский. Вот.

Т е й м у р. Ты что?.. Э, подумай - о ком говоришь!

К л а в а. Я думала, Тима. Приятно мне, что ли, так говорить. Ну, а еще почему? Скажи, если знаешь. Отец все-таки старый. У старых людей очень чудные понятия. Он ведь тебя любит, Тима. Очень любит, ну и не хочет сказать.

Т е й м у р. Значит, он меня обманул. Клава, ведь я его в партию готовил. Когда старик анкету взял, я танцевать хотел. Как же теперь? Надо наверное знать. Я привык ему верить, Клава. Мне нельзя его сразу разлюбить.