Михаил Пришвин - Дневники 1926-1927

13 Октября. Погода <���вырезка из газеты> :

Виды на погоду в ЦПО и в Москве на 13 октября: дальнейшее похолодание. Температура днем от 0 до 3 гр., ночью заморозки. Меняющаяся облачность с прояснениями. Временами осадки в виде снега и дождя. Умеренные ветры с преобладанием северо-западных направлений. Точно соответствует.

Сколько слышишь прекрасных слов о лесах, что в них и грибы, и ягода, и птица наверху поет, и тень внизу для отдыха в жаркий день. Слышишь и сам видишь, пользуешься и не замечаешь того, как сами деревья живут в лесу. Только на вырубках, где от прежнего леса остается всего несколько деревьев, изуродованных столетней борьбою за свет, понимаешь, какую ужасную жизнь проводит отдельное дерево в лесу, как оно одно, само по себе некрасиво. Тогда сядешь на пень и задумаешься о том, какой же ценой достается самим деревьям, что лес вообще нам доставляет отраду. Мне в такие минуты всегда бывает неловко и хочется бросить причуду лесничего бродяжничества и бывать только в садах и парках, где каждому отдельному дереву дается полное счастье наслаждения светом.

Так вот, когда некоторые восхищаются вообще человеком на земле с его государством, искусством, «прогрессом», я думаю: они так же далеки от жизни самого человека, как дачник от жизни деревьев в общем прекрасного леса. Нет, не верю я больше никакому общему счастью, никакому общему слову, пока не разгляжу за ним жизнь отдельного существа.

А между тем, как поверхностно, непрочно, жестоко обыкновенное восхищение дачника сенью лесов и удовлетворение прогрессом вообще человека. Как <1 нрзб.> , поддержанная разумом, в этом случае проглядывает жизнь отдельного существа, точно так же неверно складывается наша жизнь, когда на место разума становится диктатором сердце со своим исключительным вниманием к жизни отдельных существ. Страдающее сердце за больным деревом не видит здорового леса, в котором вырастают мачты для кораблей, несмотря на страдание каждого дерева в отдельности.

Нет, ни в разуме, ни в сердце до тех пор человек не найдет ответа на вложенное в его натуру чувство гармонии, пока не станет сам на свое собственное место существования и в <1 нрзб.> вместе с точкой своего бытия не опишет свой собственный меридиан.

<���Приписка над строкой> : с полным риском для жизни и даже ценою унижения с протянутой рукой за куском черного хлеба.

Вот тогда через свое лучше и хуже, через свое сегодня и завтра он обретает вновь и веру в прогресс и действенное сострадание к близким: становясь на свой корень, человек обретает счастье, несмотря на несчастье друга, потому что сам делается — как все в мире с его доверчивостью и в жертвенном творчестве своем забывает себя.

Что вы скажете, мой друг, на это рассуждение? Разве только что укажете на ограниченность действия кругом желанного бытия среднего органического существа, не желающего считаться со сверхъестественным даром Божьей милостью или с запредельностью сверхчеловеческой воли так называемых «гениев». Да, это верно, я оставляю без внимания те свободные и обеспеченные светом существа, которые стоят на опушках и на серединах полян. Я говорю о таких возможностях и счастье безжалостной борьбы внутри леса отдельных существ за накопление света и тепла в древесине, составляющей в конце концов общее благо. Знаю, конечно, что в будущем вместо непролазных лесов будут саженые рощи, в которых много легче расти. Знаю, что уродливые скопления людей в деревнях сменятся расселением на хутора. Но пока этого нет, я не хочу в ожидании лучшего складывать руки как в лесу и принимаю безжалостную борьбу в лесу за свет с накоплением благодетельной древесины, так в обществе людей борьбу за культуру с ее человечностью.

Знаю последнее возражение и самое сильное: это ведь только рассуждение, только схема, только леса, где же самая жизнь, где дело, где здание, где роман, этот саженый парк, в котором автор заступается сердцем и разумом за каждое отдельное дерево? Не рассуждения, не леса нам нужны, а поступки героя Алпатова. Вот, отвечаю, именно затем я и советуюсь с неведомым другом, что хочу сократить описание поступков, в которых очень возможно, и все эти аналогии общества с лесным окажутся наивными и ненужными.

14 Октября. 1-й зазимок.

Порошило в сырости. Яловецкий с Петей поехали в Душинцево на зайцев. Вечером после их отъезда улица стала белая, и я пожалел, что не поехал: 1-й зазимок.

Была В. А. (оккультная дама) и говорила, что находит в моем писательстве что-то общее с Тагоровским. «Что?» — спросил я. Она сказала: «Радостное утверждение себя во вселенной». Я ей заметил: «А некоторые находили у меня общее с Гамсуном». «Это есть, — ответила она, — мне кажется, вы и сами этого хотите».

Показалось интересным и значительным, но очень может быть, потому что приятно, когда о тебе хорошо говорят. В этой даме все-таки есть нечто меня как бы немного отталкивающее, что это, не могу понять. Возможно, что это какой-то ее «подход», что ли… Я провожал ее до дому, и она спросила меня о дочери: что делать с ней, как сообщить ей «упругость духа» и проч. Конечно, я был растерян, как всегда, если спрашивают меня: «учитель, что делать».

<���Приписка на полях> Случай в Туле.

— Гражданочка, вы откуда едете?

— С женского съезда.

— Вот что! Ну что же постановили? женское?

— Постановили…

— Никогда этому не бывать!

— Пусть говорят!

…Был такой случай в Туле, жеребец в упряжке покрыл кобылу.

У нас в России взять чужое ни за что не считается, и если кто обронил деньги, и другой вслед на ним шел, взял и притаил, то это какой вор! Вот если бы такой нашелся востроум, что взял бы свою собственную пятерку, принес бы в милицию, сказал бы, что нашел и через то бы приобрел во всем краю известность честного человека — у нас ведь так никто не делает, и за 5 р. можно сделаться сразу знаменитым по честности — а потом через это получил бы доверие на 1000 рублей, да и смыл бы их — вот это вор настоящий, но таких у нас мало, и берут исключительно только, что плохо лежит, считают в этом себя совершенно правыми, на то, мол, и щука в воде, чтобы карась не дремал.

15 Октября (Покров). От рассвета дотемна шел снег с ветром, таял, но все-таки поля покрыл совершенно. На дороге только грязь. В воздухе мозгло.

Читаю Горького «Клим». Описывается дом почтенных людей, но кажется, что все это люди как будто на улице живут, в ночлежке или на пароходе.

Художественная мысль начинается в сердце, потом попадает в голову, снова возвращается в сердце и является. У Горького заряд разряжается в голове.

Вечером Лева приехал.

16 Октября. Вчера вечером остановилась мокрая снежная метель, прояснело и за ночь подморозило: вот-то Петя поохотится!