Петр Врангель - Воспоминания. В 2 частях. 1916-1920

Огромное число беженцев, главным образом семей офицеров, забило все составы и станции. Никаких мер к эвакуации их принято не было, и они в буквальном смысле голодали и замерзали…

На всем пути от Змиева до Изюма в тылу армии орудовали шайки местных жителей, портившие пути и нападавшие на наших раненых и обозы.

В боевом составе армии ко дню моего приезда числилось: в 1-м корпусе – около 2600 шт., в 5-м кав. корпусе – около 1015 сабель, в Полтавской группе около 100 шт. и 200 сабель; в конной группе – около 3500 сабель, всего около 3600 штыков и 4700 сабель. Некоторые части были сведены: Кубанский корпус в бригаду, Корниловские полки – в батальоны, два Марковских полка и Особая бригада сохранили лишь кадры и были отправлены в глубокий тыл. Дроздовская дивизия сведена в три роты. Войска отказываются от содействия танков, опасаясь потерять их; артиллерия почти вся выбыла из строя.

Силы противника, по данным разведки, состояли из 51 000 штыков, 7000 сабель и 205 орудий.

В тылу находилась, кроме того, на формировании и пополнении Алексеевская дивизия, насчитывающая не более 300 штыков.

Войска вследствие беспрерывных переходов и распутицы переутомлены до крайности; лошади изнурены совершенно, и артиллерия, и обозы сплошь и рядом бросаются, так как лошади падают по дороге.

Состояние конницы самое плачевное. Лошади, давно не кованные, все подбиты. Масса истощенных с набитыми холками. По свидетельству командиров корпусов и начальников дивизий, боеспособность большинства частей совершенно утеряна.

Вот горькая правда. Армии как боевой силы нет. В настоящее время принят ряд мер для упорядочения тыла: довольствие армии взято в руки отдела снабжения, спешно создаются узлы сопротивления, объявлена мобилизация и делается все для спешного пополнения частей; однако все эти меры являются весьма запоздалыми, и прежде, нежели армия будет воссоздана вновь, уйдет не мало времени.

Противник это учитывает и бросает все, что может, для дальнейшего использования своего успеха.

Надо иметь мужество глянуть правде в глаза и быть готовым к новым испытаниям.

В предвидении их считаю необходимым:

1. ныне же принять определенный общий план действий, выбрав одно главное операционное направление, на которое и сосредоточить главную массу сил, не останавливаясь перед потерей некоторой части захваченного пространства;

2. ныне же принять меры к эвакуации в глубь страны тыловых учреждений и, в частности, разгрузить Ростов и Таганрог полностью;

3. немедленно подготовить в тылу страны укрепленные полосы и узлы сопротивления;

4. расформировать часть гражданских и военных учреждений, непомерно разросшихся и умножившихся, и все годное погнать на фронт;

5. обеспечить безопасность и материальное существование семей офицеров и служащих в казенных учреждениях. Офицер не может спокойно сражаться, зная, что его семья в опасности и голодает; необходимо немедленно озаботиться оборудованием колоний для семей офицеров и чиновников, где эти семьи были бы обеспечены квартирой и пайком, а в случае угрозы могли бы быть уверены в своевременном вывозе в безопасное место;

6. немедленно принять ряд самых жестоких мер для борьбы с произволом, грабежами и пьянством, разлагающими армию. Удалить, независимо от боевых заслуг, высших начальников, поведение которых создает постоянный соблазн для младших;

7. принять ряд мер к пополнению частей людьми и лошадьми. В частности, необходимо создание инспекции конницы, без чего нам не сохранить этого рода оружия. О необходимости создания инспекции конницы я докладывал тщетно неоднократно, – ныне это совершенно необходимо – противник напрягает все силы для создания крупных конных соединений, наша же конница, создаваемая и пополняемая без общего правильного руководства, скоро растает совершенно;

8. упорядочение постановки контрразведки и уголовного розыска, объединение их в пределах армии и главноначальствования в одних руках и обеспечение дела соответствующими кредитами;

9. милитаризация железных дорог – подчинение начальников дорог Начвосо [53], обеспечение служащих на дорогах своевременной оплатой содержания и увеличение его до соответственных с дороговизной размеров.

В заключение считаю необходимым доложить, что если предложенные мною мероприятия не будет признано необходимым полностью и безотлагательно осуществить, то, учитывая грозное положение на фронте, я не считаю возможным нести на себе ответственность командующего Добровольческой армией.

Генерал-Лейтенант Врангель.

Начальник Штаба Генерал-Лейтенант Шатилов».

Зная, что Главнокомандующий все еще не учитывает всей тяжести нашего положения и упорно не допускает мысли о возможности дальнейших крупных успехов противника, я боялся, что многие из намеченных мною мер – эвакуация Ростова и Таганрога, спешное оборудование в тылу укрепленных узлов сопротивления и прочее – запоздают.

Для воздействия на генерала Деникина со стороны ближайших его помощников я направил копии своего рапорта одновременно обоим помощникам Главнокомандующего генералам Романовскому и Лукомскому. Доверительно ознакомил я с содержанием рапорта и Н.В. Савича, прося его повлиять на Главнокомандующего, дабы необходимые меры по обеспечению тыла были бы своевременно приняты.

Будущее как нельзя более подтвердило мои опасения. Предложение, сделанное председателем Особого Совещания генералом Лукомским о необходимости немедленно начать эвакуацию правительственных учреждений, встретило возражения со стороны членов Особого Совещания. Было указано, что эвакуация расстроит правительственный механизм, что «гражданский долг членов совещания оставаться с армией до конца» и проч. В результате эвакуацию Ростова и Таганрога начали лишь тогда, когда наши войска подошли вплотную.

Огромное число учреждений не успело выехать. Много больных, раненых и ценнейшее имущество попало в руки противника. Ничего не было сделано и в отношении узлов сопротивления; намеченная укрепленная позиция к востоку от Таганрога к подходу армии существовала лишь на бумаге.

Я взял с собой в Таганрог начальника штаба. Генерал Деникин принял нас в присутствии генерала Романовского. Войдя, я передал Главнокомандующему и начальнику его штаба упомянутый выше рапорт и просил генерала Деникина внимательно прочесть его, прежде чем выслушать мой доклад.

Главнокомандующий, придвинувшись к лампе, стал читать. Я наблюдал за ним. Его лицо поразило меня. Оно казалось каким-то потухшим, безнадежно подавленным. Окончив чтение, он медленно положил рапорт на стол и тихим, упавшим голосом сказал:

– Что же делать, а все-таки надо продолжать…