Игорь Тимофеев - Бируни

Благодаря его усилиям на арабском языке впервые зазвучали «Афоризмы» и «Прогностика» Гиппократа, почти все сочинения Галена, медицинская энциклопедия Орибазия, «Синопсис», «Государство» и «Тимей» Платона, трактаты «О животных» и «Метафизика» Аристотеля, а также чрезвычайно популярное в средневековом мире «Введение» Порфирия к Аристотелевым «Категориям».

Это был нелегкий и до известной степени неблагодарный труд. Труд переводчика оценивался в то время сдельно и по весу. Чтобы заработать побольше, Хунейн вынужден был прибегать к маленьким хитростям — он писал на самой грубой и толстой бумаге, крупным и размашистым почерком, оставляя широкие поля и большие промежутки между строками.

Профессия переводчика стала в его семье потомственной. По стопам Хунейна пошел его сын Исхак, который занимался исключительно переводами философских сочинений, главным образом Аристотеля, и его племянник Хубейш. Сам Хунейн перевел на арабский язык в общей сложности около ста трактатов, а всего на счету представителей этой славной династии значится более двухсот работ.

Не менее значительным переводчиком был современник Хунейна сирийский христианин Коста ибн Лука из Баальбека, проявлявший глубокий интерес к натурфилософским проблемам. Перу Косты ибн Лука принадлежит перевод комментариев Александра Афродизийского и Филопона к «Физике» Аристотеля, а также перевод «Механики» Герона Александрийского, сохранившейся лишь в арабском варианте и именно с него впоследствии переведенной на латынь.

Мир античной философии предстал перед средневековым арабоязычным читателем во всем своем многообразии. В мусульманской научной полемике IX–X веков встречаются имена Фалеса и Пифагора, Анаксагора и Эмпедокла, Демокрита и Эпикура… И все же в центре внимания мусульманских ученых всегда был Аристотель, которого на Востоке называли «первым учителем». Правда, аристотелизм был воспринят арабами не в его первозданном виде, а сквозь призму позднейших напластований — таким, каким он сделался в трудах комментаторов эллинистической эпохи.

«Если бы мусульманские философы знали Аристотеля только лишь по его книгам и произведениям школы перипатетиков [10] Перипатетики — последователи Аристотеля. Свои идеи ученикам он излагал, прогуливаясь с ними в афинском саду Ликей. Слово «перипатос» по-гречески означает «прогулка». , — писал современный арабский историк Ибрахим Мадкур, — они бы, несомненно, создали не такое учение, которое они оставили нам. Дело в том, что между ними и «первым учителем» встала александрийская школа, которая оказала на них сильное влияние… Добавьте к этому, что Аристотель стал известен арабам в толковании неоплатоников. Поэтому мы видим, что мусульманские философы знают Порфирия, Темистия, Аммония, Симпликия и Давида Армянского больше, чем ближайших учеников Аристотеля…»

Такое восприятие Аристотеля и определило своеобразие восточного перипатетизма, у истоков которого стоял близкий к мутазилитским кругам Кинди — первый «философ арабов». Как большинство ученых IX века, Кинди был энциклопедистом. Не существовало, пожалуй, ни одной отрасли знания, в которой он не высказал бы своих суждений, поражавших современников смелостью и новизной. Среди 238 сочинений, приписываемых ему средневековыми источниками, можно встретить труды по математике, астрономии, оптике, метеорологии, медицине, этике и теории музыки. Однако выше других Кинди ставил философию, считая ее наукой о «первой истине», позволяющей человеку проникнуть в причины всех явлений бытия.

Известно, что Кинди отредактировал перевод «Метафизики» Аристотеля, написал комментарии к его «Категориям» и «Второй аналитике», сделал сокращенные арабские изложения Аристотелева трактата «По этике» и «Введения» Порфирия. Содержание основных работ великого стагирита Кинди раскрыл в своем трактате «О количестве книг Аристотеля и о том, что необходимо для усвоения философии».

Смело отражая нападки «правоверных» богословов, обвинявших ранних мусульманских философов в преклонении перед «язычниками», Кинди писал: «Нам не следует стыдиться одобрения и обретения истины, откуда бы она ни исходила — пусть даже от далеких от нас племен и от народов несопредельных с нами стран. Для искателя истины нет ничего лучше самой истины, и не следует пренебрегать истиной и свысока смотреть на тех, кто ее высказал или передал: истиной никого нельзя унизить — наоборот, истина облагораживает всякого».

В философском учении Кинди идея о сотворенности мира сочеталась с ярко выраженным детерминизмом — стремлением выявить причинную обусловленность процессов, происходящих в природе и в сфере общественных отношений. Бог для Кинди — некая «отдаленная причина» бытия: мир, созданный творцом, в дальнейшем развивается по своим собственным законам, которые постигаются человеческим умом.

«В истории восточного перипатетизма, — отмечал советский востоковед А. В. Сагадеев, — большую роль сыграла выдвинутая Кинди концепция четырех видов интеллекта: «актуального разума», то есть совокупности универсалий, обладающих внешним бытием; «потенциального разума», то есть способности души воспринимать универсалии извне, подобно тому, как человек может научиться искусству писания; «приобретенного разума», то есть совокупности универсалий, уже актуально наличествующих в душе подобно искусству писания, освоенному, но еще не используемому писцом; «проявляющегося разума», то есть того же приобретенного разума, но уже проявившегося вовне подобно искусству писания, обнаруживаемому писцом в процессе работы».

Следующей и едва ли не самой важной вехой в становлении восточного перипатетизма стало творчество великого ученого-энциклопедиста Абу Насра Фараби. Фараби тщательно изучил Аристотелевы «Категории», «Герменевтику», первую и вторую «Аналитики», «Топику», «Софистику», «Риторику» и «Поэтику» и написал к ним собственные комментарии.

Блестящие по глубине проникновения в тонкости аристотелизма, эти комментарии уже сами по себе могли поставить его в один ряд с крупнейшими учеными эпохи. Но деятельность Фараби не ограничилась комментаторством. Творчески осмысляя, складывая и упорядочивая самые сильные, на его взгляд, стороны учения Аристотеля, а также Платона и одного из классиков неоплатонизма — Плотина, Фараби создал собственную философскую систему, пронизанную идеей гармонической целостности мира.

Бог, по Фараби, был «необходимо сущим благодаря самому себе», «первопричиной» всего космоса и «подлунного мира», отношение бога к Вселенной он трактовал в близком пантеизму духе, считал мир эманацией божества. Следуя перипатетической традиции, Фараби проповедовал идею совечности мира богу, что неизбежно вело к признанию вечности мира и неуничтожимости материи.