Анаклето Яковелли - Жизнеописание святого Франциска Ассизского

И Бог не замедлил открыть Свою волю.

Через несколько дней — может быть, по молитвам Святого и его собратьев — Папа увидел в видении, как Латеранская базилика устрашающе рушится, колонны подламываются, своды осыпаются. Но внезапно является бедный брат из Ассизи, растет и растет, достигает гигантских размеров и подставляет спину падающему зданию. Как по волшебству стены восстанавливаются, и храм обретает устойчивость.

Иннокентию III нетрудно было разгадать символ и проникнуть в смысл видения: Бог хотел воспользоваться этим человеком, чтобы восстановить Свою Церковь, которой угрожают еретики и дурное поведение христиан.

Папа больше не сомневался в святости Франциска и понял замысел Божий. Но не чрезмерна ли проповедуемая им бедность? Не искушает ли он тем самым Бога, желая, чтобы Бог позаботился о каждом из собратьев после того, как они отказались от того, что матерински даровано им Провидением? Не стоит ли смягчить эту строгость?

Он снова призвал Франциска и выразил ему свои опасения, разделяемые некоторыми кардиналами.

Франциск в ответ вдохновенно и рыцарственно воспел госпожу Бедность, восхваляя ее как прекраснейшую даму, завоевавшую сердце Небесного Царя, в Чьем облике запечатлелось благородство Отца.

Неужто такой Отец не позаботится о Своих возлюбленных детях?

Папа был тронут. Его опасения рассеялись.

— Ступай с Богом, — сказал он, — и проповедуй с сотоварищами покаяние, как Он вам внушит. Когда возрастете числом, сообщите, мы дадим вам новые дозволения и возложим на вас новые поручения.

Сердце Франциска ликовало: устами Иннокентия с ним говорил Христос.

Снаружи первое летнее солнце затопляло светом площадь перед Латеранским собором.

Летней порой, когда занимается заря и листья подрагивают при первом ветерке, поднимаются стайками птицы и поют утреннюю хвалебную песнь.

С такой же радостью встали в одно прекрасное утро июня 1209 года "кающиеся мужи Ассизи" и, распевая песнь, отправились в обратный путь.

Кто бы увидел их в грубой и ветхой одежде, обросших бородами, с песней на устах, тот счел бы их веселыми бродягами.

Однако это были самые серьезные в мире люди. Они избавились от всего, что имели, отложили всякое земное попечение, всецело предавшись служению Божию.

Птицы потому и счастливы, что не сеют, не жнут, но поют и летают — как предписано Богом. Если же Господь заботится о птицах, неужто Он не позаботится о людях, которые живут, как птицы? Радость поющих была вполне обоснованной.

Задержавшись в окрестностях Орте — где красота местности и очарование вод Тибра, смешивающихся с водами Неры, казалось, склоняли их остаться там навсегда, — они снова отправились в путь, и, одолев первую Апеннинскую гряду, спустились в долину Сполето.

Там, в Ривоторто, их ждало старое уединенное жилище. После одобрения Устава эта убогая лачуга, где сложилось первое братство, стало, в том числе юридически, первой обителью — “ Конвентом” — Францисканского ордена.

В Ривоторто они зажили так, как жили до посещения Рима: чередуя благочестивые молитвы с делами благотворительности.

Франциск часто посылал их попарно по окрестностям: проповедовать, ухаживать за прокаженными в ближнем лазарете, зарабатывать себе простую пищу, помогая крестьянам в полевых работах.

Франциск был противником всякой праздности.

Раб Божий тогда лишь может протянуть руку за подаянием без угрызения совести и с радостью, когда он заработал его каким-то трудом.

Всякая работа хороша, если не оскорбляет Бога и не угашает духа благочестия и молитвы.

Он не хотел, чтобы братья "походили на мух", которые всюду обретаются, но разносят лишь пустоту души, ничего доброго не делая и всем докучая.

Таких, при надобности, можно и поучить палкой, и под замок посадить. А если не захотят исправиться, пусть уходят из ордена.

История сохранила для нас важнейший документ, показывающий, как сильно новое религиозное движение влияло в то время на жизнь Ассизи.

В ноябре 1210 года между простолюдинами и феодалами, а лучше сказать, между городской знатью и простым народом Ассизи, был заключен договор. Вспомним войну 1202 года, которую породила непримиримая вражда между знатью и беднотой. Знать надменно попирала права бедняков, которые жили либо как изгои, разными средствами измышляя себе пропитание, либо как бездушные и безликие рабы, не отрываясь от земли; измучившись такой жизнью и ожидая избавления, они постепенно, под воздействием новой демократической конституции города, пробуждались к свободе. В этих условиях договор от ноября 1210 года — это поистине чудо: примирение враждующих можно объяснить только благотворным влиянием нарождающегося францисканства.

Любовь Христова соединила братством души и уравняла под "одеждой покаяния" сословные различия. Смиренное слово кротких "братцев", всюду проповедовавших мир, осуждавших ненависть и подававших пример презрения к земным благам, отягощающим души, принесло плод любви и позволило примирить враждующие стороны.

“Да будет мир в ваших душах и ваших домах, — сказал Франциск, — ибо велико милосердие Господа. Он сподобит нас положить конец войне, сеющей раздоры среди Eго творений. В сердце каждого – спасение от нее: избавьтесь от алчности и гордости и станете свободными”.

Свобода воссияла над Ассизи в этот серый ноябрьский день благодаря расцвету религиозной жизни.

Ряды ордена постоянно пополняются новообращенными. Их уже не считают. Этот поток не иссякнет в веках.

Среди второго поколения францисканцев немало тех, кто оставил особый след в истории ордена.

Вот некоторые из них: Массео да Мариньяно, отличавшийся красноречием, благородством облика и великой ревностью к молитве; Леоне, овечка Божия и духовник св. Франциска; Илия, исполненный многих дарований и организаторского таланта; Руфин, благородный двоюродный брат св. Клары, созерцательная душа; Джинепро, простая и верная душа; Фома Челанский, высший ум и первый биограф Святого; Гульельмо Дивини, которого св. Франциск окрестил братом Пацификом, видный поэт при дворе Фридриха, повсюду признанный как "король стихов"; Джованни Паренти, первый Генеральный Министр ордена, и другие, перечислять которых было бы слишком долго.

Обитель в Ривоторто стала так тесна, что братья с трудом могли разместиться в двух кельях.

Во избежание беспорядка Франциск велел углем написать имя каждого на потолочных балках, чтобы им легче было найти свое место.

Но однажды случилось нечто, из-за чего братьям пришлось покинуть скромную обитель и искать нового пристанища, как ласточкам — нового гнезда.