Фёдор Головкин - Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания

В числе подарков, присланных Фридрихом Великим для Российского Двора, находилась, между прочим, прелестная табакерка, украшенная бриллиантами и предназначенная для младшего брата фаворита (т. е. для самого Кириллы). Однажды, когда он остался один, Кирилла вынул эту табакерку из шкафа своего гувернера, где она хранилась, и когда последний вернулся домой, он к своему удивлению увидел, что его ученик выломал из нее щипцами все оправленные алмазы. Можно себе представить, в каком виде оказалась эта драгоценная вещь! Когда впоследствии фельдмаршал Разумовский замечал, что сыновья его чванятся, он им рассказывал какой-нибудь подвиг, в том же роде, из своей молодости, объясняя его своим простым происхождением; и любопытно было наблюдать, как люди, занимавшие высокие посты, в вышитых золотом мундирах, бывали вынуждены смирять свои высокие претензии перед многочисленными очевидцами прошлого.

Кирилла Разумовский был почти саженного роста и великолепно сложен, с чертами лица более приятными, чем красивыми. В его манерах было нечто дикое, а в его осанке — нечто восточное, но в общем он производил величественное и оригинальное впечатление. Так как его образование началось с восемнадцатилетнего возраста, то оно не испортило ни его здравый рассудок, ни прямоту его характера; и хотя он в общем был малосведущ, но его мнения в Совете нередко брали верх над умом и талантами его товарищей. Обстоятельства создали ему огромное состояние, которое он расходовал с большим великолепием. Его дворцы, его свита, его ливрея, его гостеприимство, — все одно другому соответствовало. С помощью брата он был избран в гетманы украинских казаков, но это звание, воскресавшее еще свежей памяти времена Мазепы не отвечало видам Екатерины II, которая заставила его принять, вместо того, жезл фельдмаршала с большим жалованьем и правом пользоваться Батуринским дворцом, его резиденцией, со всеми принадлежащими к этому владению поместьями. Он удалялся туда, когда продолжительное пребывание в С.-Петербурге ему надоело и вызывало необходимость некоторого сокращения расходов. Под конец своей жизни он переехал в Москву, где жил по-царски.

Разумовский много путешествовал. Когда он приехал в Париж, Шуазель объяснил Людовику XV, что надо чем-нибудь отличить столь знатного иностранца, и король обещал это сделать. Его пригласили в Версаль, чтобы представиться королю с большею торжественностью, чем это было принято в отношении других иностранцев, которых король не удостаивал личного разговора. Но король, спешивший на кабанью охоту, забыл свое обещание, и когда ему назвали фельдмаршала, он ограничился ничего незначащим возгласом: «А!» «Король принимает меня, вероятно, за кабана», — сказал Разумовский немного сконфуженному герцогу Шуазелю. Было решено поправить этот промах самым лестным для фельдмаршала образом, но последний не пожелал больше вернуться к Версальскому двору; между тем в Париже рукоплескали как его ответу королю, так и вообще его поведению в этом случае.

У Кириллы Разумовского было несколько сыновей: 1) граф Алексей, человек заслуженный, который был впоследствии министром народного просвещения; 2) граф Андрей, возведенный после Венского конгресса в княжеское достоинство, блестящий дипломат, но вместе с тем высокомерный и тщеславный чиновник, прослывший любовником великой княгини, первой супруги Павла I, и имевший несомненно связь с королевой Каролиной Неаполитанской; 3) граф Петр, военный и человек незначительный. О нем рассказывают, что когда он, после Шведской войны, где он плохо вел себя, получил ленту Белого Орла, ему заметили, что это может вызвать толки; но он ответил: «Толки прекратятся, а лента у меня останется!» 4) Граф Лев, бравый солдат, имевший большой успех у женщин; 5) граф Григорий [228], настолько же некрасивый насколько его братья отличались красотою, был известен своими работами по минералогии и несколькими женами, которых он взял в разных странах, где путешествовал; наконец, 6) граф Иван, скончавшийся в молодые годы, обещавший быть, если и не особенно умным, то по крайней мере храбрым и обладавший военными способностями. Из дочерей Кириллы Разумовского одна была замужем за фельдмаршалом Гудовичем и прослыла хорошей, хотя и очень некрасивой женщиной; другая, известная г-жа Загряжская, была так оригинальна, что во всякой другой стране показалась бы смешной; третья, г-жа Васильчикова, изощрялась во всех крайностях волокитства и набожности [229]. Все эти дети родились у Кириллы Разумовского от его супруги, урожденной Нарышкиной, но лишь одна из его дочерей, Елисавета Кирилловна, графиня Апраксина [230], жила при отце и принимала у него за хозяйку дома. Она была очень нехороша собою, набеленная и нарумяненная, и чересчур вульгарна в обращении. Про нее граф Сегюр сказал однажды за большим обедом: «Надо сознаться, что эта женщина умеет распоряжаться мясом».

Если бы сила человека заключалась в обаянии его манер и если бы общество и государство могли воспользоваться еще чем-нибудь, кроме его ума, его сердца и его рук, русскому дворянину стоило бы только показаться, чтобы оправдать систему Петра I и средства, которыми пользовался этот государь, чтобы ее установить. Я полагаю и думаю, что мне не будут противоречить, что, за исключением французов, никто не может сравниться с ним на светском поприще. Легкий и пикантный разговор, весьма либеральные, с внешней стороны, взгляды, явное отвращение ко всему варварскому, расположение к искусствам, изящность осанки, изысканность в одежде, пышность в привычках, общественные таланты, знание языков, танцев, музыки, театра, самоуверенность, обещающая еще больше, чем видно снаружи, — вот принадлежности знатного русского дворянина и царедворца, того, кто предназначается для посольства, для командования и для совета. Но не заговаривайте с ним об истории, так как он не изучал даже истории своего отечества, а если вы спросите его о времени, предшествовавшем Петру I, которому он считал себя обязанным своими успехами, вы будете удивлены полным отсутствием у него знаний; не спрашивайте его также о географии, ибо кроме дороги из Москвы в Петербург и из Петербурга в Париж, он ничего не знает; о Швейцарии он узнал только из «Новой Элоизы», о Голландии — из того, что там учился Петр Великий, об Италии — из того, что ему постоянно о ней говорят, об Англии — из того, что он оттуда выписывал свои фраки, сапоги, лошадей и такс; не говорите ему ни о классических писателях, если они не были переведены Делилем, ни о математике, ни, всего менее, о политической экономии, администрации, логике или богословии.