Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там

«Компактное размещение машин. Молодец, кто придумал такой способ, — решил Ковалёв. — Самолёты делают всё больших и больших размеров, и если их устанавливать не в шахматном порядке, никакой поляны не хватит. Жаль только, что наземные службы столь неорганизованны и неторопливы. Вот и наш самолёт уже полчаса на стоянке, а трап до сих пор не подали. Авиаконструкторы бьются за создание всё более скоростных самолётов, проектируют сверхзвуковой пассажирский самолёт, но все их усилия сводятся «на нет» нерасторопностью, нарочитой медлительностью и низкой квалификацией персонала наземных служб».

Наконец подали трап, и Ковалёв мелкой рысцой, прижав к груди, будто малого ребенка, обёрнутую в куртку дыню, подгоняемый ядрёным морозцем, потрусил к аэровокзалу.

Проскочив через зал прилёта, он выбежал на стоянку такси.

— До Химок, а потом до Старбеево — сказал Ковалёв шофёру.

— А, знаю, где это, — вспомнил таксист. — Червонец, — объявил он цену.

— Погнали!

— Что это, вы мёрзнете, а в куртку завернули что-то такое, что важнее собственного здоровья? — поинтересовался таксист.

— Дыня там Ташкентская, везу к Новому году.

— Здорово! — похвалил таксист. Среди зимы, и вдруг — дыня!

В последний в этом году рабочий день Ковалёв пришёл домой пораньше.

— Ольга Васильевна, — зашёл он к хозяйке избы, в которой снимал комнату. — Разрешите, пожалуйста, нам сегодня немного пошуметь. Ко мне придут сотрудники из отдела, в котором я работаю. Отметим крестины дочери и проводим старый год.

Ольга Васильевна Ахапкина — потомственная старбеевская помещица. Великая Октябрьская Социалистическая революция застала её юной, прекрасной девушкой.

Местный пьяница, живший в полуразвалившемся сарае на дальнем конце деревни, стал вдруг председателем комитета бедноты, где-то добыл кожаную чёрную куртку и кожаную чёрную фуражку. А из маузера, которым его снабдили московские товарищи, он и порешил родителей Ольги Васильевны прямо у неё на глазах рядом с домом, там, где только что расцвели, благоухая на всю округу, неправдоподобно крупные пионы.

— А ты живи, раз не успела ещё попить народной крови, — милостиво разрешил он.

Из родительского дома её переселили в обычную бревенчатую избу.

Теперь это была полная старуха с властным выражением лиц, украшенного короткими тёмными усами, а по бокам подбородка — прозрачным ореолом пучков седых волос.

По зову генетической памяти, Ольгу Васильевну до сих пор навещали местные старбеевские старухи.

— Ладно уж, празднуйте, — разрешила она Ковалёву.

Вечером в маленькой, жарко натопленной комнате, что снимал Ковалёв у Ольги Васильевны вместе с летней верандой за двадцать пять рублей в месяц, собрался практически весь отдел. Пили водку, закусывали, пели песни и частушки:

— А теперь — десерт, — объявил Ковалёв, доставая десятикилограммовую дыню. — Братцы, если вдруг она окажется невкусной, не казните меня, — взмолился, перестраховываясь, он.

Комната, пропахшая дымом торфяных брикетов, которыми, в основном, топили печь, наполнилась вдруг свежей прохладой медового запаха.

Украинец Юрченко, измеряя толщину съедобного слоя, поднёс к желтоватой мелкозернистой мякоти свою ладонь. Но мякоть дыни выступала за пределы вытянутых четырёх пальцев.

— Ого! Даже в Хохляндии сало тоньше!

— Ладно, давай нашу!

В стеклянные банки слили полтора литра дынного сока, которого как раз хватило всем, чтобы запить тост «на посошок».

Старший лейтенант Петр Борисов на закате летнего дня вышел с площадки № 10 к станции Тюра-Там. Ловить какую-нибудь попутную машину он не стал. С одной стороны, идти до станции предстояло всего километра два, а с другой стороны, солдаты-шоферы не останавливались, даже если голосовал, предположим, полковник. Они проезжали мимо, делая вид, что спешат по важным делам. Поэтому Борисов не стал позориться, а решил добраться пешком. Тем более, что до прибытия поезда Москва — Душанбе оставалось еще более часа.

Дневная невыносимая жара сегодня побила, кажется, собственный рекорд, подняв столбик термометра, висевшего в тени на северной стене казармы, до отметки сорок пять градусов. Но это в тени, как принято измерять температуру у метеорологов.

А где ж ее взять, ту тень, если вокруг пустыня, а узкие полоски тени можно найти только за северными стенами зданий, построенных на площадках? Воздух, подогреваемый раскаленным песком, дрожит маревом, летняя армейская форма — рубашка с короткими рукавами и распахнутым воротником, шляпа на голове, поля которой лишь создают видимость тени — не спасают Может, не зря здешние аборигены всех национальностей носят ватные халаты круглый год?

А что? Зимой такой халат не дает улетучиться теплу, создаваемому телом, то есть выполняет ту же роль, что и пальто или полушубок. А летом наоборот, удерживает под собой температуру тела. Под халатом всегда тридцать шесть и шесть, в то время как снаружи все шестьдесят. Правда, запах от этих местных мужиков такой, к которому, как и к жаре, привыкнуть невозможно.

Вот и получается, рассуждал Борисов, летом приходится переносить жару градусов под семьдесят, а зимой бывает и до тридцати мороза. Перепад температур в течение года составляет, таким образом, около ста градусов.

Может ли человек, живший до этого постоянно в северных широтах, без вреда для своего здоровья привыкнуть к таким суровым условиям?

Борисов удивился тому, как быстро наступила темнота. Это в Мценске, откуда он был родом, сумерки растягиваются на целый час. А тут, на юге, раз — и уже темно. Хорошо, что дорога изучена, можно смело идти, глядя вон на ту лампочку, что светится у железной дороги.

— Дядь, «Московски» надо? — послышался неожиданно шепот юного коммерсанта, когда Борисов поравнялся с убогими казахскими глинобитными домиками, стоявшими у дороги.

— Нет, — твердо ответил Борисов, зная, что пацан продаст ему бутылку поганой водки за цену, без малого вдвое превышающую ту, которую он скоро заплатит в вагоне-ресторане.

Борисов прошел по слабо освещенному перрону к той лавке, неподалеку от которой обычно останавливались вагоны-рестораны поездов, идущих на юг. Судя по станционным часам, ждать ему осталось всего несколько минут. Если поезд не опаздывает.

«Успел», — обрадовано подумал Борисов. С этой проклятой 63-й площадки пока выберешься. Железной дороги туда нет, мотовоз не ходит. Хорошо, что сегодня, когда наступила его очередь, приезжал «газик» за почтой.