Наталия Венкстерн - Жорж Санд

Аббат Премор, мать Алисия и настоятельница не слишком одобряют такие порывы. Есть границы, за которые не должен переступать религиозный экстаз; от воспитанниц требуется покорность, а не активность. Цель монастыря создать религиозных светских женщин, а не монахинь. Но новую страсть Авроры не так легко сломать. Ожидание подруг ее обязывает; Корамбе дает ей свои восторженные и экстравагантные советы. В подвиге нужен окончательный, завершающий штрих. Аврора объявляет, что нашла свое признание и что она навеки останется в монастыре.

Настоятельница вызывает в Париж бабушку. Старая вольтерьянка и светская женщина поступает решительнее всех; перспектива видеть свою внучку под монашеским покрывалом ее ничуть не радует, церковность она считает глупостью, а произнесенные в шестнадцать лет обеты — преступным легкомыслием. А кроме того, всякие преувеличенные чувства — выражение безвкусия; в этом безвкусии она узнает в Авроре дочь Софии с ее крикливостью, несдержанностью, шумными переживаниями. Она решительно объявляет, что берет Аврору из монастыря. Аббат Премор и настоятельница поддерживают старую м-м Дюпэн: они не фанатики и не ловцы человеческих душ и не хотят, чтобы их обвиняли в изуверстве; они только благоразумные воспитатели верноподданного, религиозного юношества.

Аврора подчиняется решению безропотно. Мечта ее обрывается, как и все мечты, подсказанные Корамбе. В ней тонко развит слух к трезвым законам жизни, и этим законам она в конце концов всегда жертвует своими мечтами. Корамбе может украшать ее жизнь, но управлять ею всегда будут иные советчики.

Она едет обратно в Ноган. Детство ее кончилось.

В замке Плесси-Пикар жизнь протекала весело. Французские помещики после реставрации чувствовали себя в своих землях отлично. Восстановились уют и семейственность, сентиментальная любовь к природе, сытая жизнь. Крупной земельной буржуазии политический горизонт казался безоблачным. За отсутствием внешних впечатлений шли вглубь и развивались интересы семьи. В семействе Ретье дю Плесси подрастала молодежь. Хозяин дома Джемс дю Плесси был весел, добродушен, любил выпить, посидеть у камина, похвастать былыми похождениями. Мадам дю Плесси гордилась образцовым хозяйством: она была любвеобильна, нежна, принимала близко к сердцу чужие горести.

По своим взглядам и характеру она принадлежала именно к тому типу женщин, которую считали идеалом в эпоху женского бесправия. Жизнь ее была строго ограничена пределами семьи и хозяйства; никакие интересы вне личных и семейных забот не нарушали тревогой ее ясного, благожелательного и безмятежного взгляда на жизнь. Политика, общественная жизнь, искусство — все это были области, лежащие вне сферы ее понимания; всю свою энергию и силу она направляла на то, чтобы довести до совершенства быт маленькой семейной ячейки, к устройству которой она считала себя призванной по своему положению жены и матери.

Семейство Ретье было счастливейшим семейством и от избытка счастья занималось устройством благополучия своих знакомых. Здесь была известна и нередко обсуждалась печальная история бедной м-ль Авроры Дюпэн. Со стороны отца она принадлежала к лучшему аристократическому кругу Франции. На ней тяготело, как проклятие, низменное происхождение матери. Эта двойственность делала Аврору не вполне равноправной в среде аристократической молодежи; ей надо было прощать существование ее матери; Аврору жалели и покровительствовали ей. Старая м-м Дюпэн не успела закончить дела своей жизни и приличным браком навсегда изъять Аврору из сферы семейства Делаборд. Бабушка умерла, когда Авроре было 17 лет. Она оставила внучку, начитавшуюся Мабли, Лейбница и Локка, изучившую математику, английский язык и музыку, на попечении почти неграмотной матери.

Сердце доброй м-м дю Плесси обливалось кровью. Она пошла на жертву. Она пригласила Аврору вместе с матерью в Плесси-Пикар.

Казимир Дюдеван был незаконным, но признанным сыном барона Дюдевана. Его положение в обществе было вполне прилично, но не имело твердой базы. По смерти отца он надеялся получить титул, но состояние его было скромно. Казимир был бравым молодым человеком; у него была военная выправка, светская развязность в манерах. Его бледноголубые глаза смотрели открыто, в его обращении была приятная самоуверенность; он внушал доверие и уважение. Казимир полагался на свои достоинства и искал жену. Ему было 27 лет, время шло, надо было торопиться. М-м дю Плесси познакомила его с Авророй; перед Казимиром нечего было скрывать своих намерений; у Авроры было полумиллионное приданое; кроме того, она прекрасная девушка. Казимир выслушал всю историю м-ль Дюпэн, он проявил внимание и сочувствие. Он осуждал женихов, которые слишком явно показывали интерес к приданому; он понимал, что в 18 лет всякой девушке нужен роман, поэзия и нежность.

Влияние м-м дю Плесси, убеждения и взгляды, привитые Авроре в монастыре, сказались в этот решающий момент ее жизни. Для девушки с ее положением благоразумный брак был единственным возможным устройством жизни. Все толкало ее к этому браку. В 18 лет у нее не было ни жизненного опыта, ни внутреннего протеста. Она поступала так, как поступали все девушки ее круга: она предоставляла людям старшим и благоразумным распорядиться своей жизнью и своими склонностями.

Объяснение было необычно. Казимир не говорил ни о любви, ни о внезапной страсти, он говорил о непоколебимой дружбе и доверии, о разумной семейной жизни, об уверенности в будущем. Это не были слова Корамбе, это были слова мудрой действительности. Аврора поверила им; она знала, что прежде всего надо строить свой дом, а затем уж приглашать в него поэзию, как желанную и светлую гостью.

Она протянула руку Казимиру.

Десятого сентября 1822 года Аврора Дюпэн де Франкейль и Казимир Дюдеван заключили брачный контракт. В 1824 году Аврора писала своей матери:

«Что сообщить вам нового о нашем тихом доме, где мы живем, как спокойные люди; мы никого не видим; мы заняты сельским хозяйством. Казимир занят сбором урожая. Рожь созрела, и пора ее жать. По случаю дня рождения Мориса у нас были блестящие праздники. Я угощала крестьян. Были танцы, салюты, колокольный звон».

При таких сообщениях София не чувствовала себя уязвленной; такая жизнь казалась ей невыносимой, но Авроре она, видимо, нравилась. Письма Авроры были полны описанием сына. Первенец Морис был свеж и кругл, как яблоко, он проявлял ум и характер. Софии сообщалось о мелких болезнях, о первых прорезавшихся зубах, о первых словах Мориса. Она отвечала ласковыми письмами.

Никто — ни София, ни Аврора, ни Казимир — не предчувствовал и не ожидал драмы; ей неоткуда было явиться. Аврора хотела быть счастливой; она не знала в жизни иного счастья, чем то, которое она имела. Но в ней неясно зрело глухое недовольство.