Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

— В учебнике написано… — раздается нестройный хор голосов.

— Вот вы все — Галилеи, — привожу я убедительный довод, — и вы бросаете с высоты пудовую гирю и такой же по размерам комок ваты. Что приземлится быстрее?

— Гиря! — хором отвечают студенты

— Так сколько же пол-литр надо было выпить Галилею, чтобы сделать вывод о том, что гиря и вата приземляются одновременно?

— Десять! — раздается тот же хор.

Но тут нервно вскакивает очкастый отличник, подстриженный под полубокс, и начинает возражать:

— Так то же в воздухе, а Галилей имел в виду вакуум!

— А что мог знать Галилей о вакууме, когда его открыл только Торричелли, уже после смерти Галилея? — громовым голосом, усиленным микрофоном, заключаю я, — да и то в самом кончике своей барометрической трубки, где и шаров-то не побросаешь!

Мои студенты любили теоретическую механику, и среди них появлялись буквально «корифеи». В Тольятти у меня был студент Олег Федосеев, который уже на втором курсе решил неэйлеровскую задачу навивки гибкой ленты на цилиндр. В Курске мой студент Иосиф Юдовский решил задачу полной передачи кинетической энергии от одного абсолютного твердого тела другому. Он на этой основе сделал две свои диссертации — и кандидатскую и докторскую, и открыл этот принцип, будучи моим студентом. С Иосифом (Осей) Юдовским мы потом стали близкими друзьями, но еще позже — в 90-х годах он уехал в США, где стал крупным бизнесменом.

Меня, как и обещал ректор, разместили в преподавательском общежитии гостиничного типа. Блок из четырех комнат с туалетом и душевой. Две комнаты занимала семья зав. кафедрой математики. Одну большую комнату — зав. кафедрой теоретической механики, то есть я, а одну комнату поменьше, соседнюю со мной — доцент Вячеслав Зубов с кафедры «Строительные материалы».

Я с соседями только вежливо здоровался и прощался — никаких попыток сближения или совместного ужина, так как в стране началась очередная борьба с бытовым пьянством.

А в октябре, прямо к моему дню рождения, прибыл из Львова автобус. Его припарковали прямо во дворе института, никакого гаража или другого запирающегося помещения в институте для этого не было.

Мне выделили комнату для лаборатории, куда мы с лаборантами перетащили «гибрид», чтобы не оставлять его ржаветь на воздухе. А автобус начали регулярно «обкрадывать» — то фару снимут, то подушки с кресел унесут. Воровство — неотъемлемое свойство коренных курян, да простят они меня за правду. Воруют все, что лежит и плохо, и хорошо. Москвич поленится возиться, а курянин не пожалеет времени и открутит. Москвич украдет по-крупному — бульдозер, например, как у меня на испытаниях. А курянин возьмет подушки с кресел, вывинтит шурупы, даже ветошь чистую, и то возьмет.

Я «пристроил» автобус в гараж автохозяйства, директором которого был наш студент-вечерник. Так в этом гараже с автобуса сняли все, что было можно

— аккумуляторы, стартер, компрессор, я не буду больше перечислять этот горестный список. Правда, студент-директор всю эту недостачу восполнил, но сколько ушло нервов!

Сразу пускать автобус в дорожные испытания я побоялся, и мы, опять же с помощью студентов-вечерников, приготовили эрзац-стенд для испытаний на месте. Мы приподняли ведущие задние колеса автобуса над землей и прикрутили к ним по огромному маховику. Теперь, когда работал двигатель или «гибрид», автобус стоял на месте, а на бешеной скорости раскручивались огромные маховики, заменявшие движущуюся массу автобуса. Когда маховики начинали, раскручиваясь, свистеть от скорости, любопытные студенты разбегались прочь. Потом уже, по требованию инженера по технике безопасности, туповатой, упрямой и «выпившей» много моей крови, женщины северных народностей, мы закрыли эти маховики жестяным кожухом. Хорошо, что «инженерша» по технике безопасности слыхом не слыхивала о том, что маховики могут и разрываться, иначе бы я так и не защитил свою докторскую диссертацию.

Сотрудники постоянно видели меня то лежащим под автобусом и примерзающим своим бушлатом к земле, то тащившим маховики или другие неподъемные тяжести. По институту шла шутка: «Если обычный ученый от своей докторской диссертации получает инфаркт, то наш Гулиа получит грыжу!».

Прошли зима и начало весны. Стендовые испытания автобуса закончены. «Гибрид» худо-бедно, но работает без метания «кинжалов». И вот, после майских праздников, 5 мая 1972 года мы вывели автобус на испытания. По дороге из общежития до института я специально купил билетную книжку на автобус, выбрал оттуда самый счастливый билет и прокомпостировал его. Сердце бешено колотилось, прокачивая целую Ниагару крови через мои сосуды, когда автобус медленно стронулся и направился на прямую и уединенную улицу Тускарную, где я наметил проводить испытания.

Автобус оборудовали закрепленным узкопленочным киноаппаратом, который снимал дорогу, размеченную мелом по метрам. В поле зрения киноаппарата попадали также спидометр автобуса и тахометр от маховика «гибрида». К стойке в салоне были прикреплены колбы топливного расходомера. Управлял автобусом водитель Стасик Слепухов, а помогал ему и мне лаборант Славик Кулешев. «Главным кинооператором» был хозяин кинокамеры доцент Игорь Аникин, преподаватель нашей кафедры.

Стасик и Славик были хорошими ребятами, но склонными к загулам и выпивке. Славик прекрасно рисовал, а Стасик был прирожденным актером. Оба участвовали в институтской самодеятельности. Никогда не забуду их интермедию, зрителем которой мне пришлось быть.

Эта пьеска была разыграна в актовом зале института, в перерыве между выступлениями вокально-инструментального ансамбля и чтецов из той же самодеятельности. В переполненном зале сидел ректор, все начальство, преподаватели и студенты.

И вот на сцену выходит Славик, переодетый старой деревенской бабкой, и Стасик, с приклеенной бородой — якобы печник, с тележкой, груженой кирпичами. Бабка показывает печнику — вот здесь, мол, клади печь. Печник с грохотом начинает выгружать кирпичи. А бабка передумывает и показывает уже другое место. Опять погрузка и выгрузка грохочущих кирпичей. Но дурная бабка опять меняет место. Тогда взбешенный печник, ругаясь, начинает раскидывать кирпичи по сцене: грохот, пыль, смех в зале. А печник, видимо задетый за живое смехом в зале, хватает один из кирпичей и швыряет прямо в зрителей! Крик, шараханье, чуть не истерика. А кирпич, повертевшись в воздухе, медленно планирует на чью-нибудь голову. «Кирпич» оказывается склеенным из чертежной бумаги и раскрашенным как настоящий, художником Славиком!

Итак, мы на улице Тускарной, проходящей «под над речкой» Тускарь, что впадает неподалеку в Сейм. Деревья стеной по обе стороны улицы; на ветках уже махровые ярко-зеленые листья. Солнышко достаточно высоко, что полезно для киносъемок.