Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Тут я осекся — кажется, заявитель принял меня за соотечественника. Проклятый нос, он меня вечно подводит!

— Не думаете ли вы, что … — начал было оправдываться я, но теперь Жидец перебил меня.

— О, я вас понимаю, так хорошо понимаю! — с обворожительной улыбкой Жидец погладил мою руку и тихо пожал ее. — Конечно же — не думаю — ви ученый интеллигентный человек, москвич, как я могу подумать про вас такое?

— Итак, какие у вас претензии? — прервала Галя излияния Жидца.

— Какие у меня могут быть претензии к интеллигентным людям, ученым людям? Это у вас должны быть претензии ко мне, что изобретаю всякую галиматню в своей провинции!

— Так вы подпишите согласие с решением? — не веря нашему счастью, тихо произнесла Галя.

— Я подпишу все, что вы мне укажете, даже приговор на ссылку. Потому, что наш Бердичев — и есть ссылка для интеллигентного человека! — и Жидец покорно подписал везде, где указала ему Галя. Потом встал, счастливо улыбаясь, поклонился и ловким движением положил перед Галей плитку шоколада.

— За что, не надо! — завозражала, было, Галя, но Жидец быстро исчез за дверью.

Наши коллегии закончились, и мы засобирались домой. Спускаясь по лестнице, я шутил: «А сейчас, когда мы выйдем, от колонны отделится тень и со словами «О, я вас понимаю!» подойдет к нам. Это будет тень интеллигента Жидца из Бердичева!»

Выходя на улицу, мы заметили у колонны темную плотную фигуру. Фигура отделилась от колонны и подошла к Гале. Это была фигура Жидца, но уже в пальто.

— Товарищ Вронская, можно отвлечь вас на минутку! — произнесла фигура, и Галя остановилась. Она с тоской посмотрела на нас и кивком головы отпустила домой. Мы трусливо заспешили, оставив нашего куратора на растерзание Жидца.

Весной 1985 года меня перевели уже в сам Комитет, чему я был немало доволен. Во-первых, этот Комитет на Малом Черкасском переулке был рядом с метро и близко от моего дома. Во-вторых, коллегии здесь были короче, а платили больше — мы здесь разбирали уже действия Контрольного Совета и отдельные далеко зашедшие жалобы. В Комитете я был «главным» по энергетике и транспорту, и, конечно же, именно мне доставались все «вечные» двигатели и прочая «галиматня».

Курьезов на этом поприще у меня было немало. Ну, например, срочно вызывают меня в Комитет на рассмотрение проекта «вечного» двигателя, автор которого не уходит и обещает взорвать себя, если ему не выдадут «патент».

Тогда терроризм был в новинку, и вместо милиции вызывали меня. Изобретатель — дремучий дед с большой седой бородой, уже много лет добивается расширения своей жилплощади, мотивируя тем, что его изобретение «не влезает» в маленькую теперешнюю квартиру. В поселковом Совете, куда дед обращался, отказались рассматривать изобретение, и сказали, что если будет «патент», то будет и разговор о квартире. Старик построил и представил нам работающую модель этого вечного двигателя. Как утверждал автор, этот вечный двигатель — «второго рода», и потому в отличие от рода первого имеет право на существование. Дед постоянно подчеркивал, что это — всего лишь модель, а реальное устройство еле влезет в трехкомнатную квартиру.

Модель представляла собой герметичный сосуд, а попросту, пластмассовую бутылку, перегороженную пористой перегородкой, выполненной из обыкновенного дерева. Над перегородкой — слой жидкости; под перегородкой — слой воздуха, а уже под ним — снова жидкость. Некоторое смущение вызывало то, что в качестве жидкости выбрана не дешевая и недефицитная вода, даже не более дорогая, но куда более приятная водка, а дефицитный и пожароопасный бензин. Не солярка, не керосин, а именно бензин, видимо высокооктановый. Не им ли дед хотел взорвать себя?

Через перегородку пропущена тоненькая трубочка, причем ее нижний конец находится в жидкости на дне бутылки, а верхний изогнутый конец — в воздушной полости, над той же жидкостью, которая покрывает пористую перегородку. Устройство очень простое, но самое удивительное в том, что из верхнего изогнутого конца трубочки постоянно капала жидкость, перетекавшая из нижнего слоя в верхний. Несомненно, совершается работа, с первого взгляда совершенно без преобразований энергии.

Это происходит совсем как у берез весной, когда сок поднимается по стволу наверх и капает из дырочек в нем. Или как у плакучих ив, в жаркую погоду поливающих прохожих. На это и апеллировал изобретатель-бородач.

Но у деревьев корни в холодном грунте, а ветки греются солнцем и теплым воздухом. Вот и совершается работа как в тепловом двигателе. А здесь как?

Скорее всего, дед специально держал бутылку дома в тепле, где верхняя, большая полость наполнялась парами бензина, ну а при выставлении напоказ при комнатной температуре пар конденсируется в жидкость, давление в верхней полости падает, и жидкость засасывается снизу наверх.

Чтобы доказать свою правоту, я предложил автору вечного двигателя разгерметизировать свой сосуд, затем при постоянной температуре закрыть его и, не меняя температуры, продемонстрировать. Но дед не соглашался на это, заявляя, что лучше взорвет себя вместе с нами. После долгой торговли мы сошлись на выдаче деду справки, что вопрос о «патенте» рассматривается, и о решении ему сообщат официально.

Или, после длительных жалоб и переписки с Контрольным Советом, приезжает изобретатель из Одессы и привозит с собой «действующий» безопорный движитель — «инерцоид». Дыша густым перегаром, одессит показывает закрытую жестяную банку из-под кофе, из донышка которой торчит электропровод. Дескать, в банке находится механизм, который, «без никакой опоры» создает тягу вверх, и этой тяги чуть-чуть не хватает для вертикального взлета банки. Показывает совершенно невразумительный чертеж и грозно требует патента.

Что делать, выясняю, сколько там тяги не хватает, чтобы банка взлетела. Оказалось, что инерцоид создает тягу граммов в двести, а банка весит примерно полкило; нехватает, значит, граммов триста. Подвожу к логическому выводу — а если мы взвесим банку со включенным механизмом, то, стало быть, она будет весить не полкило, а триста граммов? Изобретатель с этим соглашается.

Бежим на первый этаж в буфет, где идет бойкая торговля сосисками. Умоляю буфетчицу взвесить вместо сосисок банку, включив провод в штепсель. После непродолжительного боя с очередью, согласие было получено. Ставим банку на весы — полкило. Включаем вилку в штепсель — в банке что-то заурчало, но вес тот же. Терпение очереди было исчерпано, и мы с изобретателем ретировались в отдел.

Спрашиваю изобретателя, неужели то же самое нельзя было сделать в Одессе, чтобы не тратиться на поездку в Москву. Молчит, чешет голову, вздыхает. Наконец, подписав протокол совещания, уходит подавленный. А через неделю от него приходит жалоба Председателю Комитета на то, что недобросовестный эксперт «обвесил» изобретателя на фальшивых весах.