Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Все, мы муж и жена! Мы, проваливаясь в выбитые ступеньки, быстро сбежали вниз и помчались в институт на тренировки — мы уже опаздывали на них. У меня тренировка не пошла, я скомкал ее и стал ждать, теперь уже жену. Лиля протренировалась нужное время, мы встретились и пошли в парк физкультурника откапывать наш клад.

Уже вечерело. Мы шныряли между деревьями, которые за прошедшие два месяца сильно изменились. Я тыкал перочинным ножом в условленное место, но капсулы не находил. «Неужели кто-то вырыл?» — мелькнула, было, мысль, но тут нож наткнулся на мягкий свинец. Я вынул капсулу, стряхнул с нее землю и мы пошли на выход из парка. Слава парка физкультурника была все той же, и кучки вуайеристов так и шныряли в поисках влюбленных парочек, чтобы поонанировать всласть. Но мы не дали им повода заниматься своим извращением. Один из них так и остался недовольно стоять с выпростанным «хвостиком», пока я, проходя мимо, не поддал его под зад ногой.

Мы вышли на проспект Плеханова и стали искать по магазинам шампанское. Сейчас странно это слышать, но шампанское надо было искать в Грузии — стране вина! И нашли мы только красное шампанское, которое не пили до этого никогда. Забегая вперед, почти на двадцать лет, скажу, что второй раз я встретил в жизни красное шампанское в ресторане в Курске, где мы с Лилей «отмечали» наш развод. Не нашлось в ресторане никакого шампанского, кроме красного. Она даже ахнула — надо же — женитьба с красным и развод — с красным!

Но пока был только брак, о разводе и мысли не было, мы строили планы на будущее. Первое — мы оба должны учиться только на отлично, чтобы получать повышенную стипендию, иначе мне пришлось бы уйти на вечернюю форму обучения и работать.

Второе — через год Лиля должна была выполнить мастера по гимнастике, изучить, кроме немецкого, и английский язык.

Третье — я должен был-таки побить мировой рекорд в жиме и стать чемпионом Грузии в троеборье.

Четвертое — тут же после окончания ВУЗа вместе поступить в аспирантуру. Дети в эти планы не входили, так как они могли нарушить все задуманное.

Лиля стала жить у меня в коммунальной квартире, хотя у ее родителей был собственный дом. Но они не любили меня, так как справедливо считали, что я расстроил ее брак с женихом, которого они уважали.

Но правильно говорят: человек предполагает, а Господь располагает!

Планы наши стали накрываться один за другим. Лиля не смогла больше заниматься спортом, так как забеременела. Я не смог даже повторить мастера, так как меня засосали семейные дела. Лилю не интересовали мои научные и изобретательские планы. Она засыпала, когда я начинал читать ей вечером моего любимого «Фауста». Одно удалось — училась она отлично, хотя для этого мне пришлось сидеть с ней как репетитору и чертить за нее проекты.

Летом я должен был поехать на соревнования в Москву на Всесоюзную спартакиаду профсоюзов. Сборы проводились в курортных местах Грузии, но я поехал непосредственно в Москву, «пробивать» свои изобретения.

Удивительно, но изобретать я начал в ненавистной мне области — табакокурительной. Я уже говорил, что покуривал опий в детстве, но позже любое курение вызывало у меня только боль в горле и кашель. Питье — другое дело! И если бы напротив нашего дома в Тбилиси был бы ликеро-водочный завод, то я, безусловно, занялся бы изобретательством на этом заводе. Но напротив дома была Тбилисская табачная фабрика № 2, и там работал мой приятель Гурам. Находилась же эта фабрика на улице со странным названием. Странность эта заключалась в фамилии человека, кажется музыканта, именем которого называлась улица.

Грузинские фамилии иногда бывают, мягко говоря, непривычны (чуть не сказал «неприличны»!) для нашего слуха. Чего стоят, например, такие «перлы», как Сирадзе, Касрадзе, Херхеулидзе, Блиадзе, Иобашвили … Мой знакомый по фамилии Хухуни защищал кандидатскую диссертацию в России, так женщина — ученый секретарь, отказалась публично произносить эту фамилию.

Мой дедушка, великорусский шовинист граф Егоров Александр Тарасович даже анекдот придумал на эту тему. Дескать, генерал (конечно, в русской «дореволюционной» армии) производит осмотр прибывших из Грузии солдат. А есть в Грузии район Рача, где особенно много «неприлично» звучащих фамилий. Так этот генерал спрашивает фамилии у солдат, призванных из Рачи, а те отвечают: «Сирадзе, Касрадзе, Насрадзе» и в том же роде. Генерал в смущении восклицает: «Братцы, кто ж вы такие?» А солдаты хором отвечают: «Мы с Рачи, ваше превосходительство!» Естественно, дедушка это «с Рачи» произносил слитно, как, видимо, это делали и те солдаты …

Но грузины говорят, что и иностранные фамилии на грузинском тоже иногда звучат не лучше. Например, известной киноактрисе Лючии Бозе было отказано в визите в Грузию, по причине того, что ее фамилия звучала как: «Лючия Проститутка». Просто и без обиняков. Моя подруга по фамилии «Бзикина», перезжая из Сибири, где она жила, в Грузию, исправила свою фамилию на «Бозикина». Она считала, что так будет благозвучнее, чтобы не говорили, что она с «бзиком» в голове. А получилась фамилия и вовсе неприличная: что-то вроде «Проституткина». Пришлось снова менять на Бзикину, что по-грузински звучит очень даже симпатично: «Пчелкина».

Так вот, возвращаясь к названию улицы, на которой находилась Тбилисская табачная фабрика № 2, можно сказать, что оно происходило из дважды неприличной фамилии. Первая часть этой фамилии означала «Хвостик» на еврейском. Вторая — перевод первой части на русский, а третья — что носитель фамилии — сын первых двух частей. И фамилия эта звучит, простите, так: «Поцхерашвили»!

Раньше в моде были папиросы — «Казбек», «Дукат», «Курортные», «Друг», любимые сталинские «Герцеговина Флор». Только сам Сталин папирос не курил — он высыпал табак из папиросы себе в трубку, а уж потом курил ее. Но высыпать табак из папиросы легко, а вот засунуть его в тончайшую гильзу папиросы — попробуйте! Для этого использовались старые «заграничные» станки системы «Элинсон».

Приготовить сигареты — пара пустяков. С этим легко справлялись и наши советские станки МГ и ЛГ (Московский Гильзовый и Ленинградский Гильзовый). Идет длинная лента из папиросной бумаги, по дороге засыпается табаком, сворачивается, смазывается клеем, калибруется и разрезается на «колбаски». Сигареты вылетали из станка, как пули из автомата.

А вот с папиросами дело было сложнее. Сперва сворачивалась гильза определенной длины из папиросной бумаги. Края бумаги завальцовывались, заметьте, без капли клея! Затем с одного края гильзы железные «пальцы» станка засовывали мундштук из плотной бумаги, что было несложно. Но с другого края нужно было железными же пальцами засунуть порцию табака в нежнейшую, буквально воздушную гильзу. Это часто не получалось — или гильза была чуть неровной, или за нее задевали кусочки табака, торчащие из железных «пальцев», но гильза сминалась, и машина бестолково тыкала порции табака в смятые папиросы. «Каша» из смятой бумаги и табака все нарастала и, если станок не остановить, нежные «пальцы» ломались, что часто и случалось.