Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Я с минуту сидел так, потом медленно убрал руку назад и прикрыл рот. Выпил ликеру еще, и просто сказал Тамаре: «Ложись!» Она покорно и быстро исполнила просьбу. Но сколько мы ни мучились, ничего не вышло. Первый раз в жизни я потерпел фиаско. И хоть очень, невообразимо хотелось спать, я собрал все оставшиеся силы и стал собираться домой.

— Сегодня я тоже буду ночевать здесь, я взяла у мужа «отгул» на два дня, — быстро сообщила мне Тамара, — приходи вечером, прямо звони в дверь.

К одиннадцати часам я был в общежитии, заперся в комнате, спал до семи вечера, потом поел, что нашел, и поехал к Тамаре. Все прошло без приключений, дома была она одна, мы немедленно бросились в постель и неистово занялись тем, к чему так стремились оба. Ночь прошла достойно, мы подошли к своим лучшим результатам. Часам к шести мы забылись и заснули. А в восемь часов нас разбудили частые звонки в дверь.

— Это Дима, мы пропали! — причитала Тамара, засталкивая меня в чулан и забрасывая туда мою одежду. Я едва успел надеть там, в темноте, трусы. Тут дверь открыли ключами, и по голосам я понял, что пришла Марина Георгиевна.

— Где Ник? — кричала она, я выследила его, он вечером зашел к тебе, я не спала всю ночь, а сейчас проверю квартиру. Он здесь, я это чувствую! Распахнулась дверь в ванную, туалет, и, наконец, дверь чулана. Чуть не падая от сердечной недостаточности, я поздоровался с обомлевшей мамашей.

— Good morning, mammy! — и сделал попытку улыбнуться.

— Волк! Ник, вы — волк! (хорошо хоть, что не «монстр»!) — Вы забрались в наш дом, чтобы погубить нас! — патетически восклицала Марина Георгиевна. Если бы папа узнал об этом, он бы умер от огорчения!

Я с ужасом представил себе разъяренного «патера Грубера» и порадовался, что навестил нас не он. Я уныло вышел из чулана и стал одеваться.

— Ты хоть отвернулась бы! — заметила, внимательно смотрящей на меня маме, Тамара, но получила пощечину.

Одевшись, я сел за стол, где уже сидели мать с дочерью.

— Чай подавать? — съязвила Тамара, но мама сухо сказала: «Да».

— Что будем делать? — деловито спросила Марина Георгиевна, прихлебывая чайку, — я, конечно же, все скажу Диме.

— Ты не такая дура, — не боясь пощечины, скзала Тамара, — ты не сделаешь вреда своей дочери.

Хорошо, — неожиданно согласилась Марина Георгиевна, — но могу ли я быть уверена, что вы больше встречаться не будете?

— Нет! — тихо, но уверенно, сказал я. — Но сюда я больше не приду. Даю слово. Иначе меня здесь от страха кондратий хватит.

Марина Георгиевна неожиданно рассмеялась. — Спасибо скажи, — она обратилась ко мне на «ты», что я хоть в дверь позвонила, — а то бы бегали голыми, как в дурдоме, — нервически хохотала Тамарина мама.

— А честнее — все сказать Диме, развестись с ним, и пожениться вам по-человечески. Тогда валяйтесь в постели по-закону, хоть весь день! — добавила она.

Мы вышли из дома втроем, как порядочная семья. Я обогнал женщин со стороны Тамары, быстро поцеловал ее в щечку и шепнул: «Звони!»

Мы продолжали встречаться, но уже не так комфортно. На природе было холодно. Иногда я упрашивал Вадима не приходить, допустим, часов до шести вечера.

— На мою кровать не ложитесь! — мрачно предупреждал каждый раз он и уходил.

Чтобы не было разговоров, Тамара надевала свой «мужской» костюм, я сворачивал ее женское пальто, клал в сумку, и давал ей свои пальто с шапкой, а сам шел в плаще. Так мы заходили в «Пожарку», а в запертой комнате уже разбирались, кто мужчина, а кто женщина.

Как-то при выходе из общежития нас встретили мои приятели, видные ребята. Мы разговорились, и Тамара, забыв, что она «мужчина», стала кокетничать перед ними. Ребята удивленно посмотрели на нее, а потом заметили мне: «Ты что, на педиков переключился?»

Шла середина декабря. Как-то договорившись с Вадимом, я уже подходил к «Пожарке» с Тамарой в моем пальто. Я увидел, что у окна нашей комнаты стоит Вадим и смотрит на улицу. Увидев нас, он жестами приказал нам остановиться. Мы так и сделали. Вадим быстро сошел вниз и, поздоровавшись с Тамарой, коротко сказал мне по-грузински: — Шени цоли мовида! (Твоя жена приехала!).

Я почти в шоке повернулся на 180 градусов и кинулся бежать прочь. Ничего не понимая, Тамара бросилась за мной. Совершенно ничего не понимая, за нами с лаем бросилась знакомая дворовая собака. Наконец, отбежав метров на сто, я отдышался и смог ответить на настойчивые вопросы Тамары.

— Я виноват перед тобой — я женат. Жена приехала и находится сейчас в моей комнате. Это мне сказал по-грузински Вадим!

Тамара быстро отвесила мне пощечину, и я почему-то сказал ей «спасибо». Она пошла к остановке автобуса, а я — в «Пожарку» к жене. Вскоре жена увезла меня в Тбилиси на встречу Нового года, но до этого еще произошли события, достаточно новые для меня.

В феврале, когда я приехал обратно, зашел на филфак и застал прямо в коридоре Тамару, разговаривавшую с двумя очень красивыми девушками. Мы кивнули друг другу, и я стал ждать конца разговора. Наконец девушки ушли, а Тамара сказала мне: «Та, которая блондинка — это Белла, у которой мы познакомились с Димой; та, которая с темными волосами — это Галя, внучка твоего любимого Сталина». Видя, что я встрепенулся, Тамара заметила: «Я не позволю тебе, жалкому женатику, даже подойти к хорошей девушке. Забудь!».

А затем, взглянув мне в глаза, Тамара продолжила: — ты, как скорпион при пожаре, ужалил сам себя, и теперь тебе — конец. В моих глазах, по крайней мере. Встреч больше не будет! А сейчас пойдем в «Москву» на 15 этаж и отметим наш развод!

Мы поднялись туда; в кафе «Огни Москвы», почти не было посетителей. Мы пили портвейн «777». Я уверял Тамару, что «безумно» люблю ее, и даже делал попытки перелезть через ограду на балконе, чтобы броситься вниз (сетки на балконе тогда не было). Но Тамара сказала: «Бросайся, если хочешь, чтобы я поверила тебе, что ты любишь меня «без ума»!»

Я был повержен. Тогда я взял ручку и написал Тамаре на салфетке прощальное стихотворение, которое сочинил заранее, предчувствуя наше расставание.

Стихотворение было в стиле Руставели:

Я уйду по доброй воле, Осознав свое паденье, Я тебе не нужен боле — Не помогут ухищренья!

Тщетно я спасти пытаюсь Чувство, мертвое от яда — Что погибло, не рождаясь, То спасать уже не надо!

Я ж уйду по доброй воле, Буду маяться по свету, И на крик душевной боли Не найду ни в ком ответу!

Тамара прочла стихотворение, оно ей понравилось; она заметила, что оно похоже на стихи Шота Руставели.

Чтож, Шота, попрощайся со своей любимой царицей Тамарой и больше на моем пути не попадайся!

Мы поцеловались и разошлись.

Как я уже говорил, в середине декабря жена увезла меня в Тбилиси. Во-первых, Новый Год приближался, и она хотела встретить его со мной. А во-вторых, обнаружилась причина и посущественней.