Любовь Сирота - Припятский синдром

И вот она проходит стеклянной галереей, уставленной по краям тепличными растениями в высоких деревянных кадках, к кабинету ЭКГ. Больных здесь нет. Постучав, она входит в кабинет.

— Входите! Давайте талончик! Раздевайтесь! Ложитесь туда, — как заведенная командует мужеподобная пожилая медсестра, сидящая против маленькой интеллигентной докторши. Ирина ложится, симпатичная молоденькая медсестричка укрепляет на ней датчики. Все три женщины выполняют свою работу бесстрастно, почти механически. Гудит кардиограф. Врач смотрит результат, потом, несколько удивленно, на Ирину.

— Сколько вам лет? — спрашивает она.

— Тридцать два, — отвечает Ирина, поднимаясь.

— Садитесь на велосипед!..

Ирина садится. Опять молоденькая медсестра подсоединяет датчики, измеряет давление на одной руке, пожилая — на другой, проходит к столу, записывает данные. Гудит кардиограф. Женщины заволновались.

— Крутите педали, — вздыхает врач, стоя у аппарата. — Нагрузка самая маленькая... Люда, покажи...

— Смотрите на спидометр... Следите, чтобы стрелка не заходила за эту цифру… Ясно?.. — объясняет молоденькая медсестра. — Поехали!..

Ирина крутит педали. Медсестра то и дело измеряет давление, пожилая записывает, врач следит за лентой.

— Успокойтесь, больная! — требует она.

— Я спокойна... Но очень устала!..

— Вы волнуетесь!.. Крутите спокойно!..

— Я абсолютно спокойна, — тяжело дыша, уверяет Ирина. — Если вам с сердцем что-то не нравится, так это, может, оттого что у меня вчера сильный криз был?!..

— За вашим сердцем я слежу!.. Это все ваша ВСД — вегето-сосудистая дистония дает... Но сейчас вы волнуетесь!.. Чего вы боитесь?!.

— Я?!. Я давно уже ничего не боюсь... Мне бы только эти жуткие головные боли хоть немного сняли, да сил бы немного прибавили, чтобы сына поднять...

— Не бойтесь, будут дети у вашего сына! — прерывает ее врач.

— Дети?!. Дай Бог!.. Но я как-то об этом еще не думала…

— Увеличивать нагрузку? — спрашивает молоденькая медсестра.

— Не надо!.. Достаточно! Здесь и так все ясно!.. Одевайтесь, — вздыхает врач и, оторвав ленту, идет к столу, смотрит данные тонометрии, выходит из кабинета, в то время как молоденькая медсестра снимает с Ирины датчики.

— С чего вы взяли, что мы все чего-то боимся?! — удивляется Ирина, вытирая платком испарину со лба и еще несколько секунд отдыхая на велосипеде. — Кто лучше меня может знать или сравнивать мое состояние до и после аварии?!.. А жили мы в Припяти в первом, самом грязном, микрорайоне — по прямой полтора километра до атомной...

— Ну, если из Припяти, то не так уж важно, где вы там жили... и так ясно!.. Но мы здесь тоже получили, — басит пожилая медсестра.

Ирина оделась. Возвращается врач и говорит Людмиле:

— Отнеси ее данные Василию Тимофеевичу… Пусть и он посмотрит, я договорилась!..

— Мне еще куда-то надо? — спрашивает Ирина.

— Нет, вы можете идти к окулисту, — вдруг мягким голосом говорит врач. — Впрочем, минутку!.. Вам уже сделали трехдневную тонометрию?

— Нет. Сегодня только первый день...

— Кто ваш лечащий врач?

— Александр Васильевич. А что?..

— Можете передать ему, что мне не нравятся ваши данные... Пусть зайдет ко мне завтра с вашей историей болезни...

У кабинета окулиста несколько больных ожидают своей очереди. В кабинет вошел почтенного возраста больной, Ирина передвигается на его стул, поближе к двери. Следом за ней передвигается бледная, квелая женщина, лицо которой сплошь покрыто пигментными пятнами.

— И что они вам говорят? — продолжая разговор, спрашивает Ирина.

— Окулисты ставят пылевидные катаракты, конечно, не связывая с аварией… Остальные — тоже самое... Вот, смотрите, какой букет, — протягивает она Ирине долгую выписку. — Да все бы еще ничего, но страшно то, что работать совсем не могу!.. Уже устроилась уборщицей на 70 рублей... Да постоянно теряю сознание на работе. «Скорая» забирает... А кто за меня работает, тем платить приходится… Вот и остаюсь с двумя детьми практически без средств к существованию...

— Но, Галя, вы ведь лежали в 6-й клинике тогда?!..

— Да, сразу, как вернулась 27-го после суточного дежурства на заправочной стройковской, где потом лес рыжим стал… А я там все время была, на улице... Вернулась домой, рвота страшная началась, плохо... Вот и отправили меня тогда в Москву с остальными... Да что толку?!.. Из женщин, что со мной тогда в палате лежали, только одной Лиде и поставили острую лучевую болезнь — ОЛБ значит, а остальным... Вот недавно умерла одна… Валентина…Так ей наоборот в 25-й поснимали все диагнозы, выписали, а через неделю ее не стало, — безнадежно вздыхает Галя и, чуть не плача, добавляет: — Не знаю... Вот выпишусь послезавтра, как до Чернигова доберусь?!..

— А в комиссию почему не подаете документы? На инвалидность?..

— Комиссия принимает документы только ликвидаторов, а я кто? — Эвакуированная, да и все... И на инвалидность нужно три месяца подряд в больнице вылежать... Я себе такое позволить не могу — дети тоже больны, как же я их оставлю на три месяца…

Из кабинета выходит больной.

— Заходите, — говорит он Ирине.

— Может, вы?! — спрашивает она соседку.

— Нет, нет!.. Идите!.. Ваша очередь!..

Ирина входит в кабинет крупноголового окулиста военной выправки с бычьими, навыкате, глазами.

— Садитесь! — показывает он на стул у затемненного окна. — Есть жалобы на зрение? — бросает он, заполняя историю болезни предыдущего больного.

— В общем, особенных жалоб нет... Но когда ухудшается общее состояние, то пропадает резкость, сливается текст... Да, еще, очень быстро устают глаза и болят от яркого света…

— Что с давлением? — спрашивает врач, занимаясь своим делом.

— Прыгает.

— Ясно, — закрыл он историю предыдущего больного и удивленно смотрит на Ирину, будто не ожидал ее здесь увидеть.

И сразу стало очевидным, что говорил он с ней механически и уже ничего не помнит из сказанного ею.

— Да... Так что, вы говорите, у вас со зрением? — но, наткнувшись на удивленный взгляд Ирины, промычал: — Угу... Давайте посмотрим!.. — И долго изучает ее глаза через знакомый офтальмологический прибор.

Желая ускорить процедуру и немного помочь, Ирина говорит:

— Знаете, доктор, у меня еще летом 86-го обнаружили катаракты...

— Так уж и катаракты!.. — Ну, есть тут небольшие пятнышки… Неопытный врач, конечно, мог принять их за катаракты…

— Но меня тогда профессор Логвиненко смотрел…

— Да?! — врач с другой стороны аппарата на мгновение затих и, после короткого замешательства, вдруг выпалил: — Да, да, да... вы знаете, вы правы!.. Есть, есть катаракта... Интересная такая, в крапинку... А то, знаете, приходят многие и говорят, мол, у меня катаракта... Посмотришь, а там врожденные пятнышки... — врач достает из кармана халата большой носовой платок, громко сморкается, идет к столу, открывает историю болезни. — Да, да, действительно, это осложненные ядерные катаракты обоих глаз, — сам себе диктует он. — Только не вбивайте себе в голову, что они лучевые!.. Просто вас раньше не наблюдали...