Деймон Хилл - Мир Формулы-1 изнутри

И мы, «великие» своего времени, действительно ощущали себя особой породой людей. Мы верили в то, что на веки вечные сохранили за собой места за рулем гоночных машин. За это мы пахали день и ночь, и вместе с конструктором Порше выдумывали разного рода хитрости – как, например, в июне 1923 года.

На стенде отдела испытаний завода Daimler гудит мотор. Это двухлитровая машина с четырьмя цилиндрами в 120 л.с., сконструированная Фердинандом Порше.

Время от времени монотонный грохот мотора перекрывает тонкое пение, закладывающее уши торжествующее завывание. Специальное всасывающее устройство под давлением поддаёт карбюратору больше воздуха, чем обычно. Находящийся под давлением воздух заботится о том, чтобы полости цилиндров до последнего кубического миллиметра наполнялись бензиновой смесью. Как следствие — повышение мощности на 40 процентов. Это приспособление называется «компрессор». Оно станет нашим тайным оружием на следующие 15 лет.

Мы удовлетворённо вслушиваемся в этот вой. Здоровенный Лаутеншлагер кивает мне. Даже на серьёзном римском профиле Кристиана Вернера появляется улыбка. Вернер — лучшая «лошадка» в нашей конюшне. Через несколько дней ему предстоит впервые испробовать этот мотор на «Тарга Флорио». Я поворачиваю рычаг. Мотор замолкает. Внезапная тишина заполняет зал, через стеклянную крышу которого светит яркое июньское солнце.

— Хватит на сегодня, — говорю я, — обеденный перерыв!

— Минуточку, господа! — раздаётся позади меня сильный голос, — Еще успеете добраться до своего супа!

Это директор Грос, шеф отдела продаж. Такого же крепкого телосложения, как и мы. В те времена нужно было быть большим и сильным — как медведь — чтобы справится с тяжелыми машинами. Рядом с директором Гросом стоит паренёк, нежный, почти тщедушный, с приятным юношеским лицом.

— Разрешите вам представить господина Карачиолу из Дрездена, — говорит директор Гросс, — его нам горячо рекомендовал шеф филиала Хертцинг — как нового гонщика.

— Новый гонщик? — растягивая слова, спрашиваю я, не веря тому, что услышал. В конце концов, гонщиков у нас достаточно: Лаутеншлагер, Зальцер, Вернер, Мерц, не говоря уже обо мне самом, Альфреде Нойбауэре. Что, мы уже недостаточно хороши? Зачем нам этот паренек — Карачиола?

При таком критическом отношении Карачиоле нечего ловить. Его приняли продавцом в дрезденский филиал, на оклад в 100 марок ежемесячно. По воскресеньям ему разрешили выступать за нас в маленьких и горных гонках.

Довольно равнодушно мы восприняли новость, что в этих соревнованиях господин Карачиола добывает одну победу за другой. Только понемногу мы снисходим до его уровня, по-отцовски хлопаем по плечу, тем более что он на самом деле производит впечатление неплохого парня. Но у нас, старых бойцов, нет времени на детские игры вроде этих горных испытаний. Нас ожидают другие задачи, как, например, «Тарга Флорио», самая значительная гонка того времени.

«Тарга Флорио» проводилась 27 апреля 1924 года. Это — гонка полная драматизма, под палящим сицилианским солнцем, по пыльным, плохим дорогам, против элиты гонщиков со всего мира. «Тарга Флорио» 1924 года стала огромным успехом для нашей фирмы, для доктора Порше и для нового компрессорного мотора.

Кристиан Вернер побеждает, Лаутеншлагер стал десятым, Нойбауэр пятнадцатым в общем зачёте. Но в наших гоночных классах мы заняли все три первых места и выиграли командный приз.

Наш въезд в Штутгарт подобен народному празднику. Флаги и гирлянды украшают улицы, по которым мы проезжаем на наших гоночных машинах. Нам отдают почести как королям. Фердинанд Порше становится почетным доктором высшей технической школы Штутгарта. А некий Нойбауэр ходит с высоко задранным носом — от макушки до пяток настоящий гонщик. Но — «сатана гордился — с неба свалился...»

Во время гонки в Земмеринге 14 сентября 1924 года я снова забираюсь за руль гоночной машины. Нойбауэр хочет показать своим соотечественникам из Вены, каким классным парнем он все-таки стал.

Трасса имеет длину 10 километров и проходит сквозь бесчисленные узкие повороты в гору. Стартуют поодиночке.

Я прохожу повороты лучше, чем когда бы то ни было, с любовью, почти как кисточкой по бумаге. У цели я настолько устал от этого «красивого-прохождения-поворотов», что только через 5 минут могу подняться с сидения.

Время: 7:34,4 минуты. — Пусть кто-то попробует это повторить! — думаю я, чувствуя себя уже почти наполовину победителем.

Но потом на старт выходят другие, особенно Кристиан Вернер. Он так заносит машину в повороты, что у нее чуть не отлетают задние колеса. Выглядит это некрасиво. — Нет, — думаю я, — так бы я никогда не ехал.

Время Вернера: 6:55,6 минут... Я не могу поверить. На 40 секунд быстрее меня — новый рекорд.

И старый Отто Зальцер тоже быстрее меня и еще две другие машины. Мне осталось только не очень славное пятое место в общем зачете.

— Это же невозможно! — говорю я Ханзи, которая тогда была еще только моей невестой, — Наверное, что-то не так с часами!

Ханзи искоса смотрит на меня особым образом. — Все верно Фредль, — говорит она, — Только... другие просто едут как дьяволы... а ты — как ночной сторож!

В этот день в груди Альфреда Нойбауэра зародились первые сомнения, действительно ли он рождён великим гонщиком...

[…]

В июле 1926 года в Берлине — огромная сенсация. На АФУСе проводится Гран-при Германии, гонка, каких Берлин еще не видывал. Заявлены 40 гонщиков со всего мира, все, чье имя что-то означает. Только Mercedes, как теперь называется фирма, и его гонщики не появятся, так как Mercedes посылает своих знаменитых «стариков» в Испанию, где в то же время проходит гонка в Сан-Себастьяне.

[…]

— Итак, господин Карачиола, — приветствует его директор, — что вас ко мне привело?

— Вопреки своему обыкновению Руди пошел напролом.

— Я слышал, что Mercedes не будет стартовать на АФУСе, господин директор?

— Совершенно верно. Гонка в Сан-Себастьяне для нас важнее. Нам нужно увеличить экспорт. Для этого необходима реклама — в виде побед за границей.

— И Вам совсем безразлично что происходит в Германии? Гонка на АФУСе это первый Гран-при за много лет!

Зайлер пожимает плечами. — Я знаю. Но две гонки одновременно — это выше наших сил. А в полсилы мы не играем.

Руди глубоко вздыхает. И выстреливает, — Если Вы дадите мне машину — я справлюсь в одиночку!

Директор поднимает брови, — Вы...? Вы шутите! Молодой, неопытный — против всей мировой элиты?

— Мне всего лишь двадцать пять, господин директор, но я уже все-таки одержал за Mercedes 19 побед. Это не считается?

— 19 побед? Предположим. Но в каких гонках? Через горы Шлезии, Саксонии, Тевтобургский лес и тому подобное. АФУС — это совсем другое. Для этого нужен опыт. А он есть только у наших стариков... Я не сомневаюсь в Вашем таланте, но нам нужно думать об интересах фирмы. Поражение в Берлине было бы огромным позором...