Дэви Аркадьев - Эра Лобановского

Лобановский, словно бы иллюстрируя тонкие взаимоотношения актеров-звезд ленинградского БДТ и выдающегося режиссера, привел немало других примеров. При этом называл фамилии Смоктуновского, Дорониной, Юрского. Потом коснулся известных ему коллизий и московской театральной жизни:

— Я беседовал с Юрием Петровичем Любимовым. Он сам себя называл жестоким, хотя у него в труппе были такие выдающиеся личности, как Высоцкий, Филатов и другие. «Меня называют деспотом,— рассуждал Любимов. Мне говорят, что я не даю возможности раскрываться талантам, что я их загоняю в какие-то рамки. А где лучше театр, где демократия? Покажите мне, пожалуйста, где?!» То есть он не отрицал, что у него «театр режиссера». А есть «театр актера», где полная импровизация...

И лишь после этого довольно обстоятельного экскурса в мир театра Лобановский перешел к футболу. Словно бы продолжил ответ на поставленный им же вопрос: был ли у него конфликт с Блохиным?

— У меня с любым игроком, начиная от великого и кончая мальчиком, естественно, с учетом индивидуального подхода, строятся одни и те же взаимоотношения,— говорил Валерий Васильевич. Почему? Потому, что я на поле вижу спектакль, а не замечаю игроков. Их должны замечать зрители, журналисты. Давать оценку, кого-то отметить, что он сделал в матче больше, другой — меньше. Да, но в рамках спектакля! Из рамок выходить? Нет! А вот в рамках давай, твори. И самое, наверное, интересное, что талантливый игрок Блохин работал все время в рамках. Выходя на поле, люди должны выполнять определенные функции. Есть требования общего характера. Выполняя их, твори, показывай себя. И это ни в коей мере не глушит творчество игрока. Боже упаси! Наоборот, это развивает...

Лобановский привел примеры выдающихся звезд мирового футбола и снова вернулся к Блохину.

— Поэтому я прочел и удивился,— сказал Валерий Васильевич. Может быть, это Блохин так понимает, что я с ним конфликтовал? Но у меня с Олегом были совершенно нормальные отношения. Абсолютно. Впрочем, как и с другими игроками, которым я не давал гарантии, что они будут играть в основном составе. Были такие, которые спрашивали: «На следующий год вы даете мне гарантии?» Как я могу дать гарантии? Никому! Зависит от того, как вы подготовитесь, как будете реализовывать то, что вам предложат... И я всегда говорил: «Ты вправе выбирать, но гарантий тебе дать не могу». Поэтому некоторые уходили. Причем очень спокойно. То есть ни с одним человеком я не поругался, никого не отчислил. Уходили сами. Потом, бывало, просились назад... Так что конфликт искусственно как-то выглядит. Не только с Олегом, но и с другими. Преувеличен. Думаю, что это эмоции, связанные с амбициями, какими-то притязаниями.

Помните, я писал о своем твердом убеждении в том, что Лобановский так и не стал великим тренером? Но, утверждая так, считал, что это не вина, а беда этого человека, бесспорно талантливого и одаренного, израсходовавшего много сил и здоровья, нервной энергии и интеллектуальных ресурсов. Представляю, каково ему было читать мои «оценки»?! И безмерно благодарен Лобановскому за интеллигентность, чувство такта и терпимость, которые он проявил в том телефонном разговоре со мной.

— ...Я немного не понял, как же все-таки оценить труд тренера? Каковы критерии? — сказал Валерий Васильевич и сделал небольшую паузу.

Но мне было ясно, что и на эти свои вопросы он не ожидает моих ответов.

— Для оценки нужно обычно иметь критерии,— спокойно продолжал Лобановский. Просто сказать, что тренер «хороший» или «плохой», «нормальный» или «великий», без критериев? Я такого не понимаю. Я всегда считал, что основная заслуга тренера не в количестве побед, хотя это — результат его работы. Не в количестве поверженных соперников. А ведь это уже не только — команда, но и — тренер. И здесь масса критериев: стратегия, тактика, селекция и прочее. На мой взгляд, заслуга тренера — это все-таки верность своей идее! Это самое главное.

И Лобановский снова обратился к примерам мирового футбола. В том числе привел известный в те годы факт того, как во французском «Олимпике» из Марселя отвергли кандидатуру тренера Беккенбауэра, хотя знаменитый на весь мир Кайзер Франц, как его называли на родине, возглавляя команду Германии, выиграл чемпионат мира!

— Но журналисты пишут о нем, что он не тренер и никогда им не был,— сказал Лобановский. Хотя такую категорячность я тоже не воспринимаю. Все-таки Беккенбауэр выиграл чемпионат мира! Преуспевающий он тренер, либо это будет единственный результат в его жизни? Хороший он специалист или плохой? Не знаю. Не могу судить, потому что у меня совсем другие критерии оценок.

И Лобановский перешел к примерам советского футбола, назвал фамилии тех своих коллег, о которых писали «талантливейший», «неповторимый» и тому подобное. Потом вернулся к международному футболу и спросил меня:

— Как вы думаете, Бобби Робсон хороший тренер или нет?

— Тренер-профессионал,— ответил я.

— Правильно, хотя ни одной игры не выиграл на чемпионате Европы. Его затюкали, заклевали... Но на следующем чемпионате мира попал в четверку. То есть в какой-то степени доказал свои профессиональные качества, свой уровень. У него была идея, было направление, и он их реализовал. Правда, не так, как хотелось бы англичанам. Что же сделаешь, конкуренция большая! Когда собираются семь-восемь равных команд, вмешиваются причины иного плана. Состав, игроки, состояние, возраст и так далее. Масса, как мы говорим, привходящих моментов, которые могут повлиять на конечный результат...

И тут Лобановский заговорил о своих учениках. В голосе его звучали очень теплые, прямо-таки отеческие нотки. Так обычно родители говорят о своих любимых детях.

— Кстати говоря, ряд наших ребят хорошо подготовлены и работают нормально, понимают современный футбол,— сказал Лобановский. Так что в плане учеников я очень доволен. Целая плеяда специалистов! Получится у них или нет? Но это уже зависит от того, куда они попадут...

В том телефонном монологе Лобановский порой говорил, если употребить известный штамп, «без ложной скромности». Нас ведь всю жизнь приучали к мысли о том, что самому говорить о своих достоинствах — это «нескромно». Но ведь все познается в сравнении. И в любой цивилизованной стране мира положительная самооценка, с подчеркиванием каких-то личных выигрышных качеств, воспринимается вполне нормально. Приведу на этот счет такой пример. В одной из школ Филадельфии, где эмигрантов обучали английскому языку, бывшие киевляне рассказали обо мне одному из преподавателей. В частности сказали, что мои книги пользовались большой популярностью у советских болельщиков футбола. Узнав об этом, американец попросил меня принести хотя бы некоторые из них. С любопытством их разглядывал, интересовался переводом названий книг, листал вкладки с фотографиями, потом спросил меня: