Людмила Иванова - Мой «Современник»

Далее автор сравнивает постановку в нашем театре с мхатовской.

Многие женщины, с которыми я встречалась в жизни, помогли мне сыграть Саввишну.

Однажды мы поехали с мужем за грибами к бабушке его друга, под Зарайск. Добрались уже затемно, переночевали в сарае и рано утром пошли в лес.

Ноги промочили совершенно. Замерзли, вернулись в домик бабушки Шуры. Домик покосился, один угол в землю ушел, пол кривой. Сидит сухонькая старушка, степенно так ест пшенную кашу. Увидела нас, отодвинула кашу и говорит: «Промочили ноги-то, небось, озябли? Ну на-кось, у меня есть валенки для мужика, пущай наденет». Мой муж стесняется, а она ему: «Нет, нет, хорошие валенки, надевай, недавно сваляла. Вот нет в доме мужиков-то своих, хоть чужой какой наденет, придет, озябнет – пусть ноги погреет. Мы с дочкой живем, я вдова, у меня мужа в четырнадцатом году убили, и она вдова, у нее – в последнюю войну… Дом, видать, такой несчастливый, у нас даже индюшата вывелись – ни одного цыплака, всё курочки», – говорит с горькой иронией. И я понимаю, что уже люблю ее как родную. А мне она дает носки шерстяные, теплые: «Грейся!» И улыбается: «Я этих носков в войну навязала, варежек – все на фронт посылала, бойцам. И когда уже зятя убили, вязала – пусть хоть другие солдаты погреются. И сейчас вяжу. Теперь-то молодые не умеют, я в запас вяжу – вдруг война?»

Галина Борисовна еще раз обратилась к классике, пригласив режиссера Валерия Фокина поставить «Ревизора» Гоголя. Была очень интересная задумка – начать этот спектакль с гоголевского «Театрального разъезда». Я играла даму, которая была прообразом Анны Андреевны, но потом «разъезд» убрали – спектакль получался слишком громоздким, и я к сожалению, осталась без роли.

Огромной удачей была роль Городничего – его играл Валентин Гафт. У Фокина, да и у самого Гафта сложилось трагическое видение этого образа. Городничий-Гафт с ужасом наблюдал, как чиновники растаскивают Россию, все рушится, и эту разрушительную машину нельзя остановить – и с трудом пытался связать концы с концами, хотя бы на момент приезда ревизора. Он осознавал происходящее вокруг, и это был новый, весьма современный взгляд на этот образ.

Очень интересно играл Хлестакова Василий Мищенко. Галина Волчек все время повторяла: «Он – пэтэушник, то есть человек малообразованный, но довольно наглый». Таких людей много в чиновничьих аппаратах, поэтому городничий не сомневается, что он может быть ревизором. Анна Андреевна и Марья Антоновна работали в паре, обе жаждали любви и даже соперничали друг с другом на равных, несмотря на разницу в возрасте. Марью Антоновну играла Марина Неёлова. Почему-то мало пишут об этой ее роли, безусловно ставшей удачей.

Считаю, что Галина Волчек замечательно сыграла Анну Андреевну – она в этой роли абсолютно естественна, по-женски наивна и очень обаятельна.

После ухода Ефремова настроение в труппе стало очень тревожным. Постепенно начали уходить актеры. Первым – Евстигнеев, хотя именно он настаивал: все должны остаться! В «Восхождении на Фудзияму» еще работал Андрей Мягков, но позднее он тоже ушел.

Это была эпоха великой драматургии – Розов, Рощин, Володин, Вампилов, Шукшин, Зорин. Наша замечательная завлит Ляля Котова поддерживала с ними постоянную связь. Олег Табаков всегда очень много читал, следил за новыми публикациями в «Юности», в «Новом мире». Из «Юности» к нам пришел Александр Вампилов, театр поставил его «Провинциальные анекдоты» – очень яркий спектакль, в котором выдающиеся актерские работы показали Табаков, Щербаков, Хлевинский, Никулин, Вертинская, Вознесенская.

В этой пьесе представлены интересные русские характеры: Табаков, а затем и Хлевинский играли командированного, пропившего все до последней нитки. Сидя в гостиничном номере, он открывал форточку и кричал прохожим: «Граждане, дайте взаймы сто рублей!» – но все шли мимо. И наконец находился один чудак (его играл Фролов, а затем Острин), который приходил и предлагал деньги. Командированный, жуткое мурло, алкоголик, не мог поверить в такое чудо и начинал подозревать, что все это неспроста, почти пытал героя Фролова. Оказывалось, что тот (вполне русская трагедия) когда-то не успел помочь матери, не отправил ей деньги, и она умерла, не дождавшись помощи. И он дал слово помочь первому, кто попросит…

Никулин играл скрипача-интеллигента, которому пьяница говорил: «Музыка ваша нам не ндравится». Щербаков – жлоба, директора гостиницы. Это была одна из самых ярких его ролей. Ему всегда удавались такие образы.

Я играла в очередь с Миллиоти коридорную Васюту, с ужасом наблюдавшую за постояльцами гостиницы. По этой пьесе был снят фильм «20 минут с ангелом», и там я тоже сыграла Васюту.

Из разных рассказов Василия Шукшина завлит Ляля Котова помогла составить пьесу «А поутру они проснулись». Дело происходило в вытрезвителе. Выпивший с горя профессор (Александр Вокач) рыдал и говорил, что готов продать любую рукопись – лишь бы купить молодой жене норковую шубу.

А Щербаков опять играл начальника – партработника, которого сняли с должности и лишили всех привилегий. Он старался усовестить профессора: «У нас не все еще могут позволить себе норковую шубу».

В этом спектакле было много актерских удач. Великолепно играл милиционера Авангард Леонтьев: его герой по пьяной лавочке натворил много непозволительного.

Конечно, встретиться с такой драматургией – счастье. На нашей сцене шла новая пьеса Виктора Розова «Четыре капли», спектакль по пьесе Александра Володина «С любимыми не расставайтесь».

Фролов и Миллиоти, с которыми мы дружили, ходили летом на моторке по Оке. Они пригласили моего девятилетнего сына Ваню поехать с ними. Мы собирались их забрать в Тарусе, у нас тогда был «Запорожец», маленькая старая машинка. В пятницу, накануне нашей поездки, звонит Миллиоти: «Мила, ты только не пугайся. Дети заболели дизентерией. У моего Сани температура сорок, мы вернулись в Москву на автобусе, а Ваня остался с Геной. Он тоже заболел, но в более легкой форме. А еще он разрубил себе голову…» Тут у меня отнялись ноги. Оказывается, Ваня пошел рубить сучья, а взрослые велели ему рубить обухом. Он замахнулся и острием топора поранил себе голову, но никому ничего не сказал, а пошел к Оке смывать кровь. У Вани закружилась голова, и он чуть не упал в воду…

Мы тут же рванули в Тарусу. Дорога тогда была ужасная, пришлось переезжать на машине вброд через речку Тару-ску. Доехали – уже темно, палатка Фролова и Миллиоти на другой стороне. Мы поставили свою палатку, а утром проснулись от шума: большая толпа, все кричат, плачут – утопленник. У меня упало сердце. Спрашиваю: местный или москвич? Оказалось, утонул местный пьяница.