Андрей Шляхов - Распутин. Три демона последнего святого

Ее карьера при дворе вначале складывалась весьма удачно. Отличное происхождение (Тютчевы были старинным московским дворянским родом), острый ум, отменные, как и следовало ожидать, манеры, твердый, «настоящий педагогический» характер.

Распутина Тютчева невзлюбила с первого взгляда, невзлюбила беспричинно (не сыграло ли здесь роль «столбовое» дворянское чванство?), невзлюбила, несмотря на то, что нелюбовь эта весьма огорчала ее воспитанниц и саму императрицу. «Я так боюсь, что С. И. (Софья Ивановна. — А. Ш. ) может сказать… что-нибудь дурное о нашем Друге. Я надеюсь, что наша няня теперь будет мила с нашим Другом», — писала императрице ее дочь Татьяна в марте 1910 года.

История с Тютчевой длилась долго. Поначалу ее нелюбовь к Распутину вызывала у императорской семьи удивление, граничившее с недоумением, затем стала раздражать. Софья Ивановна унаследовала от деда хорошо подвешенный язык, которым без стеснения молола всякую чепуху, нарушая не только нормы приличия, но и профессиональную придворную этику, согласно которой было не принято выносить сор из избы, то есть из дворца. Смысл ее болтовни сводился к тому, что Распутин — вульгарный хам, что Распутин — развратник, что Распутин имеет обыкновение бесцеремонно врываться в комнаты юных царских дочерей, даже если в это время они лежат раздетыми в постели.

Короче говоря — лезет со своим свинячьим рылом в калашный ряд и делает вид, что так и надо.

Дошло до того, что Тютчева получила взбучку от вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Об этом в феврале 1912 года упомянула в своем дневнике сестра Николая II, великая княгиня Ксения Александровна, некогда весьма благосклонно относившаяся к Тютчевой. «Мама… ругала Тютчеву, которая много болтает и врет», — писала Ксения.

Наконец после бурного скандала, устроенного Тютчевой по поводу все того же посещения Распутиным комнат ее воспитанниц, Александра Федоровна потребовала от неугомонной фрейлины объяснений. Тютчева надерзила императрице и получила приказ удалиться от двора. По другой версии Тютчева сама попросила императрицу отпустить ее домой, в Москву. Министру двора, барону Фредериксу, удивленному столь молниеносной отставкой, было пояснено, что Тютчева вмешивалась в то, что ее не касается, и осмелилась указывать императрице на то, что можно ее детям и чего нельзя.

Протопресвитер Шавельский в своих «Воспоминаниях последнего протопресвитера русской армии и флота» писал: «В среду на первой неделе Великого поста (1912 г.) приехала ко мне за советом воспитательница царских дочерей, фрейлина Софья Ивановна Тютчева, — писал протопресвитер Шавельский. — Она не знала, как поступить: Распутин начал бесцеремонно врываться в комнаты девочек — царских дочерей, даже и в то время, когда они бывали раздетые, в постели, и вульгарно обращаться с ними. Тютчева уже заявляла Государю, но Государь не обратил внимания. Теперь она спрашивала меня, должна ли она решительно протестовать перед Государем против этого. Я ответил, что должна, не считаясь с последствиями ее протеста. Положим, сейчас ее могут не понять и уволить, но зато после поймут и оценят. Если же она теперь не исполнит своего долга, то в случае какого-либо несчастья она подвергнется огромной ответственности. Тютчева протестовала, и ее за это уволили.

Потом я видел ее в 1917 году в Москве. Она не раскаивалась в своем поступке».

Уехав в Москву, Тютчева не только не раскаялась, но и продолжила всячески чернить Распутина. Ее московская квартира (Средний Спасский переулок, дом Носова) и подмосковное родовое имение Мураново стали центром антираспутинских настроений Первопрестольной столицы. Став одной из активисток Московского Красного Креста, Софья Тютчева большую часть своей энергии расходовала на очернение Распутина, а не на благие дела.

В мемуарах Анны Вырубовой сказано: «Фрейлина Тютчева поступила к Великим Княжнам по рекомендации Великой Княгини Елизаветы Феодоровны; принадлежала она к старинной дворянской семье в Москве. Поступив к Великим Княжнам, она сразу стала „спасать Россию“. Она была не дурной человек, но весьма ограниченная. Двоюродным братом ее был известный епископ Владимир Путята (который сейчас в такой дружбе с большевиками и ведет кампанию против Патриарха Тихона). Этот епископ и все иже с ним имели огромное влияние на Тютчеву.

Приехав как-то раз в Москву, я была огорошена рассказами моих родственников, князей Голицыных, о Царской Семье, вроде того, „что Распутин бывает чуть ли не ежедневно во дворце, купает Великих Княжон и т. д.“, говорят, что слышали это от самой Тютчевой. Их Величества сперва смеялись над этими баснями, но позже Государю кто-то из министров сказал, что надо бы обратить внимание на слухи, идущие из дворца. Тогда Государь вызвал Тютчеву к себе в кабинет и потребовал прекращения подобных рассказов. Тютчева уверяла, что ни в чем не виновата. Если впоследствии Их Величества и чаще видали Распутина, то с 1911 года он не играл никакой роли в их жизни. Но о всем этом потом, сейчас же говорю о Тютчевой, чтобы объяснить, почему именно в Москве начался антагонизм и интриги против Государыни.

Тютчева и после предупреждения Государя не унималась; она сумела создать в придворных кругах бесчисленные интриги — бегала жаловаться семье Ее Величества на нее же. Она повлияла на фрейлину княжну Оболенскую, которая ушла от Государыни, несмотря на то, что служила много лет и была ей предана. В детской она перессорила нянь, так что Ее Величество, которая жила детьми, избегала ходить наверх, чтобы не встречаться с надутыми лицами.

Когда же Великие Княжны стали жаловаться, что она восстанавливает их против матери, Ее Величество решила с ней расстаться. В глазах московского общества Тютчева прослыла „жертвой Распутина“; в самом же деле все нелепые выдумки шли от нее, и она сама была главной виновницей чудовищных сплетен на чистую семью Их Величеств».

Спустя три года после изгнания Тютчевой императрица писала мужу по поводу назначения новым обер-прокурором Священного Синода А. Д. Самарина: «Скажи ему про все, и что его лучший друг — Соф. Ив. Тютчева — распространяет клеветы про наших детей. — Подчеркни это и скажи, что ее ядовитая ложь принесла много вреда, и ты не позволишь повторения этого».

Софья Тютчева была непоследовательна в своих обвинениях. То она обвиняла Распутина в слишком вольном обращении с царскими дочерями, то совершенно забывала об этом и начинала вещать о растлении девицы Вишняковой.

Всякое лыко годно в строку. Лишь бы уесть врага…

В Нижегородском государственном художественном музее хранится портрет Софьи Ивановны Тютчевой, написанный Михаилом Нестеровым спустя десять лет после Октябрьских событий 1917 года. Мастер точно подметил и четко отобразил основные черты характера внучки поэта. Твердый упрямый подбородок, скорбно сжатые губы с нагоняющими тоску складками по углам, недружелюбный взгляд, наполовину скрытый стеклами пенсне…