Андрей Шляхов - Распутин. Три демона последнего святого

Примечательно, что, обретя свободу, Хиония взялась за старое — в 1919 году на ступенях храма Христа Спасителя она чуть было не заколола патриарха Тихона.

Илиодор спустя считаные дни после покушения на Распутина (а точнее — уже 2 июля), переодевшись в женское платье, через Финляндию убежал за границу, в Норвегию, где начал зарабатывать на жизнь праведным физическим трудом, а в минуты отдыха ваял книгу о Распутине под названием «Святой черт».

В написании этой книги мятежному монаху-расстриге помогал «великий пролетарский писатель» Алексей Максимович Пешков, он же — Максим Горький.

В письме революционеру Теплову Илиодор писал: «Переправили меня через границу Горький и Пругавин. Просили и приказывали мне как можно скорее писать книгу о Распутине и царице… Сейчас книга почти готова: остановка только за документами, находящимися в Финляндии у моей супруги. Книга называется „Святой черт“… В этой книге я сказал ужасную и интересную правду о Распутине, правду, которая даже и за границей не известна.

На основании документальных данных я, насколько мог, доказал, что Распутин развратный мужик, пакостник, живет с царицей Александрой и родил от нее наследника Алексея, и что Распутин — неофициальный Русский император и Патриарх Российской церкви».

Неплохо, согласитесь?

Пругавин, о котором упоминалось в письме Илиодора, — это Александр Пругавин, публицист-этнограф, придерживавшийся социалистических взглядов. Пругавин и сам приложил руку к созданию мировой «распутинианы», написав книжку «Старец Григорий Распутин и его поклонницы», выдержавшую два издания в правление Николая II благодаря своей «пасквильной» направленности. Вот отрывок из нее, как говорится, для ясности: «Несмотря на то, что наш разговор имел все время характер деловой беседы, „старец“ от времени до времени все-таки возобновлял свои попытки „погладить“ и „помассажировать“ мои плечи и грудь, но, наученная опытом, я в тот же момент, при первых движениях его руки, давала ему быстрый и резкий отпор, после чего он съеживался, а в его глазах загорались злые огоньки». Пасквиль он и есть пасквиль.

Узнав о покушении на Распутина, Николай II писал министру внутренних дел Маклакову: «Николай Алексеевич. Я узнал, что вчера в селе Покровском Тобольской губернии совершено покушение на весьма чтимого нами старца Григория Ефимовича Распутина, причем он ранен в живот женщиной. Опасаясь, что он является целью злостных намерений скверной кучки людей, поручаю вам иметь по этому делу неослабное наблюдение, а его охранять от повторения подобных покушений…»

По приказу императора Распутина стали охранять. Ответственность за его безопасность была возложена на Петроградское охранное отделение, возглавляемое генералом Глобачевым.

Распутин слал императорской семье телеграммы с отчетами о своем самочувствии. Он довольно быстро пошел на поправку.

Великая Княгиня Елизавета Федоровна не преминула откликнуться на происшествие. Спустя несколько дней после покушения она написала письмо, правда, не сестре, а ее мужу:

«Дорогой мой Ники! Мое сердце и душа так сильно болят, что я не могу удержаться, чтобы не послать тебе несколько строк. Должно быть, Ты и бедная дорогая Аликс мучаетесь и страдаете. Скажите ей, что я молюсь о ней всей силой моей души. Ты знаешь, что я терпела эти годы за Вас, из-за этой бедной души, но я всегда молилась за него, так же как и за Вас, чтобы Извечный Свет разогнал тьму и спас от всех зол, а сейчас — более чем когда-либо».

Уже 21 августа в дневнике императора появилась запись: «После обеда видели Григория, в первый раз после его ранения».

25 августа: «Вечером видели Григория».

14 сентября: «Вечером долго ждали приезда Григория. Долго потом посидели с ним».

19 сентября: «Видели недолго Григория вечером».

7 октября: «Вечером хорошо побеседовали с Григорием».

17 октября: «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения на Черном море! Только вечером под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие».

Жизнь восторжествовала над смертью.

Пока Распутин в Покровском залечивал рану, началась Первая мировая война.

«Отец был горячим противником войны с Германией, — вспоминала Матрена Распутина. — Когда состоялось объявление войны, он, раненный Хионией Гусевой, лежал тогда в Тюмени, Государь присылал ему много телеграмм, прося у него совета и указывая, что министры уговаривают Его начать войну. Отец всемерно советовал Государю в своих ответных телеграммах „крепиться“ и войны не объявлять. Я была тогда сама около отца и видела как телеграммы Государя, так и ответные телеграммы отца. Отец тогда говорил, что мы не можем воевать с Германией, что мы не готовы к войне с ней, что с ней как с сильной державой нужно дружить, а не воевать. Это его так сильно расстроило, что у него открылось кровотечение из раны».

Увы, на этот раз уговорить Николая II не удалось. Россия вступила в войну на стороне Англии и Франции против Германии и Австро-Венгрии. Недалекий и недальновидный российский император делал все возможное, чтобы приблизить собственный конец.

Вырубова вспоминала, что первая реакция Николая на настойчивые призывы Распутина к миру с Германией и миру вообще была резко отрицательной: «В это время пришла телеграмма из Сибири от Распутина, которая просто рассердила Государя. Распутин был сильно настроен против войны и предсказывал, что она приведет к гибели Империи, но Государь отказался в это поверить и негодовал на такое, в самом деле почти беспрецедентное вмешательство в государственные дела со стороны Распутина».

Действительно — беспрецедентное, но вопрос того стоил. Решалась судьба страны, судьба династии, судьба всего мира.

И вот еще из воспоминаний Вырубовой: «…в начале войны с Германией Григорий Ефимович лежал, раненный Гусевой, в Покровском. Он тогда послал две телеграммы Его Величеству, умоляя „не затевать войны“. Он и ранее часто говорил Их Величествам, что с войной все будет кончено для России и для них. Государь, уверенный в победоносном окончании войны, тогда разорвал телеграмму и с начала войны, как мне лично казалось, относился холоднее к Григорию Ефимовичу».

Сказано же: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот» (Марк. 3:24–25).

26 июля выступая перед делегацией, состоявшей из членов обеих палат — Государственной думы и Государственного Совета — в Николаевском зале Зимнего дворца, император сказал: «Тот огромный подъем патриотических чувств, любви к родине и преданности к престолу, который, как ураган, пронесся по всей земле нашей, служит в моих глазах — и, думаю, в ваших — ручательством в том, что наша великая матушка Россия доведет ниспосланную Богом войну до желаемого конца».