Андрей Шляхов - Распутин. Три демона последнего святого

Мы обменялись еще несколькими фразами, и генерал поехал к ген. Воейкову. Видимо, Дворцовый комендант не посоветовал Адрианову просить аудиенции, и тот вернулся в Москву, предоставив министру самому доложить Государю о случившемся, если тот придает этому делу политическое значение. Маклаков сделал Его Величеству доклад и даже оставил его написанным. Государь сказал, что он сам переговорит с Распутиным. Государь сделал старцу весьма строгое внушение, и тот должен был уехать к себе в Покровское».

В докладе товарищу министра внутренних дел Джунковскому от 5 июня 1915 года начальник Московского охранного отделения полковник А. П. Мартынов писал (обращает на себя внимание тот факт, что о событиях, произошедших в конце марта, Мартынов докладывал лишь в начале июня; что это — удивительная нерасторопность или умение в нужный момент «раздуть дело» из уже позабытого всеми происшествия?): «…26 марта сего года, около 11 часов вечера, в ресторан „Яр“ прибыл известный Григорий Распутин вместе с А. И. Решетниковой, журналистами Н. Н. Соедовым и С. Л. Кугульским и „неустановленной молодой женщиной“. Вся компания была уже навеселе… пригласили женский хор, который исполнил несколько песен и протанцевал „матчиш“ и „кэк-уок“. По-видимому, компания имела возможность и здесь пить вино, так как опьяневший еще более Распутин плясал впоследствии „русскую“, а затем начал откровенничать с певичками в таком роде: „Этот кафтан подарила мне „старуха“, она его и шила“, а после „русской“: „Эх, что бы „сама“ сказала, если бы меня сейчас здесь увидела“. Далее поведение Распутина приняло совершенно безобразный характер какой-то половой психопатии: он будто бы обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками, раздавая некоторым из них собственноручные записки с надписями вроде „люби бескорыстно“ — прочие наставления в памяти получивших их не сохранились. На замечание заведующего хором о непристойности такого поведения в присутствии женщин Распутин возразил, что он всегда так держит себя перед женщинами, и продолжал сидеть в том же виде. Некоторым из певичек Распутин дал по 10–15 рублей, беря деньги у своей молодой спутницы, которая затем оплатила все прочие расходы по „Яру“. Около 2 часов ночи компания разъехалась».

Кстати говоря, московский градоначальник генералмайор Адрианов впоследствии утверждал, что Распутин в «Яре» не сделал ничего неблагопристойного. К тому времени враги Распутина Щербатов и Джунковский были уволены соответственно с постов министра и его товарища, что наводит на мысль о раздувании дела со скандалом по их указке и с одобрения великой княгини Елизаветы Федоровны.

Последнюю попытку отвратить сестру от старца Елизавета Федоровна предприняла незадолго до убийства Распутина, когда, без приглашения явившись в Царское Село, умоляла императрицу отослать Распутина прочь. Разговор между сестрами вышел бурный. «Александра Федоровна приняла тон Императрицы и попросила сестру замолчать и удалиться. Елизавета Федоровна, уходя, бросила сестре: „Вспомни судьбу Людовика 16-го и Марии Антуанет“. Утром Елизавета Федоровна получила от Царицы записку, что поезд ее ожидает. Царица с двумя старшими дочерьми проводила сестру на павильон. Больше они не виделись, — вспоминал генерал Спиридович. — О том, что произошло в действительности между сестрами, даже во дворце знали лишь немногие, самые близкие лица. В Москве же, из окружения Вел. Кн., в общественные круги сразу же проник слух, что Вел. Княгиня потерпела полную неудачу. Распутин в полной силе. И это только усилило и без того крайне враждебное отношение к Царице. В Москве, больше чем где-либо, Царицу считали главной виновницей всего тогда происходящего, и оттуда этот слух расходился повсюду. От самой же Вел. Княгини самые близкие люди узнали и о сказанной ею сестре последней ужасной фразе. Та фраза стала известна даже французскому послу Палеологу. Надо полагать, что это последнее свидание двух сестер и было причиной тому, что Вел. Кн. Елизавета Федоровна так сочувственно отнеслась даже к убийству „Старца“, а после революции даже не сделала попытки повидаться с Царской Семьей».

По воспоминаниям Елены Джанумовой Распутин в ресторанах вел себя по-разному. Порой он «держал себя во время ужина сдержанно, с большим достоинством. Много пил, но на этот раз вино не действовало на него, и говорил, как будто взвешивая каждое слово. И все время выщупывал глазами собеседников, как будто читал их мысли».

Бывало и иначе: «Публика вскоре узнала, что с нами Распутин. Влезали на пальмы, чтобы взглянуть в окно… Он настойчиво угощал хор шампанским. Хор заметно пьянел. Начиналась песня, внезапно обрывалась, прерываемая хохотом и визгом. Распутин разошелся вовсю. Под звуки „русской“ он плясал с какой-то дикой страстью. Развевались пряди черных волос и борода и кисти малинового шелкового пояса… Плясали с ним и цыганки… В кабинет вошли два офицера, на которых сначала никто не обратил внимания. Один из них подсел ко мне и, глядя на пляшущего Распутина, сказал: „Что в этом человеке находят? Это же позор: пьяный мужик отплясывает, а все любуются. Отчего к нему льнут все женщины?“ Он смотрел на него с ненавистью». Внезапно офицеры начали стрелять — когда их задержали, они заявили, что хотели только припугнуть Распутина. У него «лицо пожелтело. Он сразу же как будто постарел на несколько лет».

Алкоголь делал свое черное дело — разрушал личность. Быть может, дома, в Покровском, Распутин и смог бы удержаться на краю пропасти, но в полном соблазнов Петербурге он неудержимо скатывался в нее.

Распутина спаивали многочисленные прихлебатели, так и вертевшиеся возле него в ожидании поживы. Все знали доброту старца и его славную привычку помогать людям. Знали и пользовались.

В последний год жизни Распутина его окружение большей частью состояло из людей весьма сомнительной нравственности, несмотря на то, что многие из них были людьми духовного звания. Достаточно упомянуть бывшего епископа Вятского Исидора за поведение, не подобающее сану, лишенного кафедры. По словам все того же Спиридовича, надо отметить — летописца весьма беспристрастного и объективного, Исидор «был опустившийся, спившийся человек», который «пил с Распутиным», но тем не менее, будучи представленным императрице при посредничестве Вырубовой, сумел произвести на Александру Федоровну хорошее впечатление.

В годы войны Распутин, продолжая традицию, ежедневно принимал просителей, которых было много, и число их росло как снежный ком. Большая квартира Распутина не могла вместить всех пришедших — они сидели на лестничной площадке, на самой лестнице, ждали во дворе. Здесь можно было встретить и монаха, и мелкого чиновника, и генерала… К Распутину продолжали приходить и женщины всех возрастов и сословий.