Андрей Шляхов - Распутин. Три демона последнего святого

Менялись министры, менялись премьеры, но ничто не могло поколебать веру императрицы в Распутина.

Николай к концу своего правления немного охладел к сибирскому старцу, и Александра Федоровна никак не могла с эти примириться. «Слушай Его — Он желает тебе лишь добра, и Бог дал Ему больше предвиденья, мудрости и проницательности, нежели всем военным вместе, — писала она мужу в сентябре 1916 года. — Его любовь к тебе и к России беспредельна. Бог послал Его к тебе в помощники и в руководители, и Он так горячо молится за Тебя».

«Я чувствую, что поступаю жестоко, терзая тебя, мой нежный, терпеливый ангел, но я всецело полагаюсь на нашего Друга, который думает исключительно о тебе, о Бэби и о России, благодаря Его руководству, мы перенесем эти тяжелые времена. Это будет жестокая борьба, но Божий человек находится вблизи, чтобы благополучно провести твой челн через рифы…»

«Милый, верь мне, тебе следует слушаться советов нашего Друга. Он так горячо денно и нощно молится за тебя. Он охранял тебя там, где ты был, только Он, — как я в том глубоко убеждена и в чем мне удалось убедить Эллу, и так будет и впредь, — тогда все будет хорошо. В „Les Amis de Dieux“ один из Божьих старцев говорит, что страна, где Божий человек помогает Государю, никогда не погибнет. Это верно — только нужно слушаться, доверять и спрашивать совета — не думать, что Он чего-нибудь не знает. Бог все Ему открывает. Вот почему люди, которые не постигают Его души, так восхищаются Его удивительным умом, способным все понять. И когда Он благословляет какое-нибудь начинание, оно удается, и если Он рекомендует людей, то можно быть уверенным, что они хорошие люди. Если же они впоследствии меняются, то это уже не Его вина — но Он меньше ошибается в людях, нежели мы — у Него жизненный опыт, благословленный Богом».

«Даже дети замечают, что дела идут плохо, если мы Его не слушаем, и, наоборот, хорошо, если слушаем», — писала она в другом письме, написанном за день до убийства Распутина.

Александра Федоровна не могла понять перемен, произошедших в Григории. Ей бы следовало отпустить старца на родину, а то и в новое паломничество — очиститься душой, собраться с мыслями, укрепить волю, но она всячески старалась удержать Распутина возле себя, видя в нем единственного советчика и друга, единственную опору власти.

Но позволю себе повториться — это был уже не прежний Распутин. Он сильно изменился, и, увы, не в лучшую сторону. Его суждения о людях стали поверхностны, он постепенно перестал быть знатоком душ человеческих, и советы его были не так верны, как раньше. Да и каким советчиком вообще мог быть человек, терзавшийся сознанием своей греховности, слабости воли и упадка духа. Распутин сам нуждался в советчике и наставнике, могущем укрепить его сердце, но, к огромному сожалению, подобного человека он так и не встретил.

Вырубова вспоминала о том, что под конец последней встречи с императором Распутин повел себя странно: «Когда Их Величества встали, чтобы проститься с ним, Государь сказал, как всегда: „Григорий, перекрести нас всех“. „Сегодня ты благослови меня“, — ответил Григорий Ефимович, что Государь и сделал. Чувствовал ли Распутин, что он видит их в последний раз, не знаю: утверждать, что он предчувствовал события, не могу, хотя то, что он говорил, сбылось. Я лично описываю только то, что слышала и каким видала его. Со своей смертью Распутин ставил в связь большие бедствия для Их Величеств. Последние месяцы он все ожидал, что его скоро убьют».

Впрочем, Распутин делился своими предчувствиями лишь с Вырубовой. При императорской чете он старался демонстрировать бодрость духа. Видя свое призвание в постоянной поддержке и неустанном ободрении Николая и Александры, иначе он поступить и не мог.

«Ангел мой, вчера мы обедали с нашим Другом у Ани, — за три дня до убийства старца писала императрица Николаю, пребывавшему в Ставке. — Все было так мило, мы рассказывали про наше путешествие, и Он сказал, что мы должны были прямо поехать к тебе, так как доставили бы этим большую радость и „благодать“, а я боялась помешать тебе! Он умоляет тебя быть твердым и властным и не уступать во всем Трепову. Ты знаешь гораздо больше, чем этот человек, и все-таки позволяешь ему руководить тобой — а почему не нашему Другу, который руководит при помощи Бога?.. Вспомни, за что меня не любят, — ясно, что я права, оставаясь твердой и внушая страх, и ты будь таким, ты — мужчина, только верь больше и крепче в нашего Друга (а не в Трепова)… Он правильно ведет нас, а ты благосклонно внимаешь такому лживому человеку, как Тр. [епов]. Слушайся меня, т. е. нашего Друга, и верь нам во всем».

Член Государственной думы Владимир Пуришкевич, убежденный монархист, ярый черносотенец и страстный англофил, следом за Милюковым выступил в Думе с нападками на Распутина. «Надо, чтобы впредь недостаточно было рекомендации Распутина для назначения гнуснейших лиц на самые высокие посты, — призывал он. — Распутин в настоящее время опаснее, чем некогда был Лжедмитрий… Господа министры! Если вы истинные патриоты, ступайте туда, в царскую Ставку, бросьтесь к ногам царя и просите избавить Россию от Распутина и распутинцев, больших и малых».

Пуришкевич стал одним из убийц Григория Распутина.

Вторым стал князь Феликс Юсупов, поддерживавший с Распутиным хорошие отношения, но втайне ненавидевший его всей душой аристократа, не приемлющей мужиков вблизи царя. Юсупов был женат на дочери великого князя Александра Михайловича, Ирине, приходившейся Николаю II троюродной сестрой. Как и Пуришкевич, Юсупов был англофилом. Он ненавидел императрицу Александру Федоровну, немку по происхождению, отчасти справедливо видя в ней виновника всех бед, сопровождавших царствование Николая II. Юсупов надеялся, что, устранив Распутина, он лишит Александру Федоровну душевного равновесия, в результате чего она угодит в клинику для душевнобольных и император наконец-то освободится от ее опутывающего по рукам и ногам влияния.

Правда, в своих так называемых «мемуарах» Феликс пытался убедить всех, что он был прозорливым борцом с «великим и ужасным» большевизмом, который якобы олицетворял собой Распутин. «Революция пришла не потому, что убили Распутина, — писал Юсупов. — Она пришла гораздо раньше. Она была в самом Распутине, с бессознательным цинизмом предававшем Россию, она была в распутинстве — в этом клубке темных интриг, личных эгоистических расчетов, истерического безумия и тщеславного искания власти. Распутинство обвило престол непроницаемой тканью какой-то серой паутины и отрезало монарха от народа».

Князя Юсупова можно понять. Тяжело жить с клеймом убийцы невинного человека, так и тянет, так и хочется оправдаться.