Александр Алтунин - На службе Отечеству

— А со мной что будет? — робко спросил младший лейтенант Ванин.

— В распоряжение штаба дивизии! — бросил на ходу Тонконоженко, спеша к месту построения батальонной колонны.

Младший лейтенант продолжал стоять, осмысливая случившееся. Я тронул его за локоть:

— Идемте, Илья Максимович, надо торопиться.

Мы поспешили в роту. Построив ее, Ванин объявил о моем назначении и начал прощаться с командирами и красноармейцами, обходя строй и каждому пожимая руку. При этом он повторял одни и те же слова:

— Прощайте, успехов вам в боях.

Я понимал его состояние. Только успел познакомиться с людьми, ощутить себя нужным, и вдруг — отзывают. Прощаясь со мной, Ванин высказал затаенное опасение:

— А что, если не пустят на фронт? Может, стар я для фронта?

— Ну какой же вы старый, Илья Максимович? — возразил я, а в душе засомневался: "А ведь и правда могут в тыл направить: все же за сорок перевалило". И невольно порадовался, что мне всего девятнадцать.

Проводив своего бывшего командира метров на сто от расположения роты, я крепко пожал ему руку, мы распрощались. Я так и не узнал: удалось ли Илье Максимовичу попасть на фронт, или его отправили в тыловую часть? Больше мы не встречались.

Часом позже я вывел роту в назначенный пункт, откуда мы батальонной колонной зашагали к месту погрузки. К эшелону вышли не сразу. Сначала, опасаясь налетов вражеской авиации, скрытно расположились в ближайшем лесочке. Здесь всех командиров подразделений собрал командир полка стройный, худощавый подполковник Григорий Денисович Мухин.

С особым интересом рассматривал я командиров стрелковых батальонов: ведь в первую очередь от них, от их умения, решительности и инициативности, зависит, как будут претворяться в жизнь замыслы командира полка, как, наконец, сложится судьба каждого батальона. С удовлетворением отметил про себя, что наш командир, капитан Тонконоженко, выделялся молодостью и строевой выправкой. По сравнению с ним командир второго батальона майор Хлебников, казавшийся мне стариком, хотя ему было тогда чуть больше сорока, выглядел мешковатым и медлительным. Под стать ему и командир третьего батальона капитан Николюк. "Им не батальонами командовать, — думалось мне, — а какой-нибудь базой заведовать". Впоследствии я с удивлением и радостью узнал, что "мирный" облик комбатов ввел меня в заблуждение: в первых же боях они проявили исключительную распорядительность, спокойствие и личную храбрость.

Командир полка, отчетливо выговаривая каждое слово, изложил правила поведения бойцов и командиров во время следования в эшелоне. Основными требованиями были: без команды не покидать вагон даже при налете фашистской авиации; за каждого отставшего отвечает старший по вагону. Подполковник Мухин приказал организовать в пути изучение Боевого устава и оружия, а батальонный комиссар Панченко напомнил о необходимости ежедневно проводить информации.

— Задача ясна, товарищи комбаты? — спросил Мухин.

— Ясна! — в один голос отозвались Тонконоженко и Николюк. Хлебников с ответом не торопился: пожевав губами, он глубоко вздохнул. Командир полка, как видно, недолюбливавший Хлебникова за излишнюю медлительность, сердито спросил:

— Вам, товарищ Хлебников, что-нибудь неясно?

— Все ясно, — нехотя ответил майор.

Здесь же капитан Тонконоженко разъяснил нам, что наш батальон следует первым эшелоном, за нами — штаб полка с батальоном Хлебникова и артиллерией, затем третий батальон и другие подразделения полка.

Не успели мы разойтись по ротам, как меня остановил инструктор по пропаганде старший политрук Лобанок:

— Товарищ Алтунин! К батальонному комиссару Панченко! Подойдя к Панченко, я подождал, пока он закончит беседу с окружившими его политработниками. Освободившись, батальонный комиссар протянул мне руку и устало проговорил:

— Ну, поздравляю, лейтенант, с новым назначением… Жаль, конечно, что уходите с политработы, но, судя по вашему виду, вы не огорчены? — Заметив, что я замялся, подтвердил: — Вижу, вижу! Надеюсь, станете хорошим командиром!

— Буду стараться, — с готовностью ответил я, радуясь, что Панченко доброжелательно отнесся к моему возвращению на командную должность.

Подозвав стоявшего в отдалении политработника, Панченко сказал:

— Знакомьтесь, ваш заместитель по политической части.

— Младший политрук Стаднюк! — с чувством собственного достоинства назвал себя подошедший, одетый в не успевшее еще обмяться обмундирование.

Пока я пытался угадать: из учителей он или из партийных работников, батальонный комиссар, прервав мои мысли, продолжал:

— А вам известно, товарищ Алтунин, кем оказался поклонник фашистской армии?

— Вы об Удовиченко?

— Да, о нем. Его отец до воссоединения Западной Украины владел шестьюдесятью десятинами земли, которую Советская власть передала работавшим на него батракам. В спешке первых дней войны многих таких мобилизовали в армию. Теперь надо их отсеивать. Такие за Советскую власть воевать не будут — это потенциальные предатели.

"Хорошо, что своевременно проявилась вражеская натура куркуля, горячо обрадовался я. — Лучше стоять с врагом лицом к лицу, чем иметь его у себя за спиной".

Этот случай, оставивший неприятный осадок в моей душе, облегчил мне впоследствии понимание одного из главнейших истоков гнусного предательства власовцев.

С наступлением темноты нас посадили в вагоны. Поезд, набирая скорость, двинулся не на запад, как мы предполагали, а на север. Прилуки, Бахмач, Конотоп — названия мелькали одно за другим. Задерживались на станциях только для пополнения запасов воды и угля. Лишь однажды эшелон простоял на глухом полустанке два дня и ночь.

В пути мы быстро обжили теплушки, следили за чистотой, на остановках спешили к платформе, где разместились полевые кухни и где три раза в день мы получали горячую пищу. Все свободное время учились. Мы добивались, чтобы каждый боец мог заменить товарища в боевом расчете. Только при таком условии можно было надеяться, что миномет не умолкнет, если останется живым хоть один человек. Удалось ли нам этого достичь — покажет бой.

В начале пути нам везло: эшелон ни разу не бомбили, хотя попадались разбитые вагоны и даже паровозы. Поэтому к налету фашистской авиации готовились тщательно. Был установлен четкий порядок оставления вагонов и рассредоточения взводов на случай разрушения пути. Тренировались в ведении залпового огня из винтовок по снижающимся самолетам. Специальных зенитных установок в батальоне не было, но капитан Тонконоженко перед погрузкой в вагоны раздобыл где-то четыре тележные оси. Установил их на платформы. Закрепил на них обычные станковые пулеметы, снабженные зенитными прицелами. И вот четыре самодельные зенитные пулеметные установки постоянно были нацелены в небо. Около них круглосуточно дежурили наиболее подготовленные пулеметчики. "Защитят ли они эшелон от самолетов?" Эта мысль волновала, я думаю, не одного меня.