Александр Алтунин - На службе Отечеству

А два дня спустя я застал Захарова с вещевым мешком в руках. Вытряхнув из него содержимое, он разбирал свое скромное имущество.

— Куда это вы, Иван Дмитриевич, собрались?

— И мы, дружище, выходим в люди. Наш Контра так и заявил мне сегодня, когда я зашел получить ответ на мой рапорт с просьбой направить на фронт или на командные курсы. "Молодец, — говорит, — младший политрук, в люди выходишь! Все должны пройти через горнило войны". И так, знаешь, смачно произнес слово "горнило", так расчувствовался от моего героического решения, что подошел и крепко пожал мне руку. У меня такое впечатление, что, если бы ему дали волю, он весь наш полк завтра же в "горнило" двинул.

Наутро мы тепло проводили Захарова, который ехал на краткосрочные командные курсы, и Катученко. Он с маршевым батальоном уезжал на фронт. Катученко сияет, крепким пожатием отвечает на добрые напутствия и клятвенно заверяет:

— Будьте спокойны. Или грудь в крестах, или голова в кустах, но с фрицами мы посчитаемся за все.

На место лейтенанта Катученко прибыл младший лейтенант Ванин. Он заметно хромал. Рекомендуя его, командир батальона Сучилин, сменивший Орлова, с гордостью сообщил:

— На его личном счету четыре подбитых танка!

Оказалось, Ванин командовал взводом противотанковых ружей. Ему не раз приходилось вступать в единоборство с танками и выходить победителем. В конце августа юго-западнее Сталинграда взвод Ванина атаковали девять танков, пять из них бойцы подбили. Окончания неравной схватки Ванину не удалось увидеть: после боя его нашли в полузасыпанном окопе и доставили в медсанбат. В госпитале Ванина долго "сшивали": несколько операций он перенес, прежде чем встал на ноги.

"Пожалуй, нашей роте придется во время марш-бросков носить командира на руках", — думал я, глядя на младшего лейтенанта. А бойцы, узнав, какой боевой у них командир, готовы были действительно носить его на руках.

Уехавшего Захарова заменил младший политрук Яковлев, тихий, небольшого роста человек, с лица которого не сходила добрая улыбка. Он также только что выписался из госпиталя. Глядя на этого внешне неприметного человека, трудно было поверить, что он лично подбил противотанковыми гранатами два фашистских танка — об этом свидетельствовал орден Красного Знамени на узкой, костлявой груди.

Какой удивительный прилив сил отмечался у всех бойцов и командиров накануне 1943 года! И шестнадцатичасовые занятия, и напряженные марш-броски в полном боевом снаряжении, и наступившие в Приуралье холода помогали вынести добрые вести с фронта. Приятно было сознавать, что и наш напряженный труд не пропал даром. В полк, да и в нашу роту, шли письма с фронта, в которых бойцы рассказывали о своих успехах. Ведь они доносили до нас дыхание реальной боевой жизни.

В январе 1943 года объявили приказ Наркома обороны о введении погон. Замполит полка Казаков на совещании командно-начальствующего состава коротко рассказал историю введения погон в русской армии.

— Погоны стали одним из символов воинской доблести русской армии, говорил он. — Воин, опозоривший свою честь, как правило, лишался погон. Мы, бойцы Красной Армии, являемся законными наследниками славы русских солдат. Поэтому мы берем из арсенала боевых традиций наших отцов и дедов все лучшее, что способствует поднятию воинского духа, укреплению дисциплины, высокого сознания, чести, долга. Введение погон еще раз подтверждает преемственность славных традиций и будет способствовать дальнейшему укреплению единоначалия, повышению ответственности командно-начальствующего состава. — Помолчав, замполит закончил выступление непривычным для нас обращением: — Товарищи офицеры! — Услышав глухой гул голосов, он поднял руку: — Да, товарищи офицеры нашей доблестной Красной Армии! С честью и гордостью носите погоны, свидетельствующие о принадлежности к самой прогрессивной, свободолюбивой народной армии!..

Зима принесла новые заботы. Выявилось, что многие солдаты не умеют ходить на лыжах. Пришлось создавать специальные группы, а для обучения выделить наиболее подготовленных лыжников.

В один из воскресных дней командир полка организовал лыжные соревнования на 20 километров. Неожиданно для себя я занял первое место. Сказалась закалка, полученная в юности. Средняя школа, в которой я учился, находилась в семи километрах от дома, и ежедневно при любой погоде я бегал на лыжах туда и обратно. В училище закрепил эти навыки.

Вскоре после полковых лыжных соревнований состоялись бригадные, на которых я занял второе место.

— Не болеете вы, Алтунин, за честь полка, — укоризненно сказал мне командир полка. — Почему не добились первого места?

— Сил не хватило, — объяснил я. — До того на середине дистанции ослаб, что в желудке голодные спазмы начались.

— Ладно, — махнул рукой подполковник, — прикажу на время подготовки к окружным соревнованиям выдавать вам в столовой усиленную порцию… Погрозив пальцем, добавил: — Но, смотри у меня, если не придешь первым…

К повседневным заботам прибавились лыжные тренировки. Они доводили меня до изнеможения. К полуночи с трудом добирался до нар и мгновенно засыпал. Усиленное питание помогло быстро окрепнуть. Поддерживали товарищи. Однажды утром командир второго взвода лейтенант Вакуров выложил передо мной кусок сала.

— Откуда такое богатство? — удивился я.

— Я же в женихах хожу, — лукаво подмигнул лейтенант. — Невеста моя, Даша, прислала вам. Когда вчера прибежал к ней, высунув язык от усталости, она меня пожалела. "Бедняжка, — говорит, — пятнадцать верст отмахал, как же обратно-то побежишь?" "Я, — отвечаю, — один раз в неделю такую дистанцию бегаю, да не на скорость, а мой командир — каждодневно". Вот она и сунула мне кусок сала, сказав, чтобы передал вам…

История любви Вакурова началась вскоре после нашего размещения в лагере. На торжественное собрание, посвященное 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, прибыли представители партийной и комсомольской организаций ближайшего колхоза. Секретарю комсомольской организации Даше Рюмкиной приглянулся кареглазый Вакуров. Поначалу Даша изредка наезжала к своему любимому на часок, а когда выпал снег, Вакуров воскресным вечером стал убегать на лыжах в деревню, а утром возвращался к началу занятий.

— И как ты выдерживаешь? — спросил я однажды.

— У любви есть крылья! — улыбаясь, ответил Вакуров.

В день отъезда на окружные соревнования ко мне подошел незнакомый худенький смуглый боец с угольно-черными глазами.

— Цыган Вася Жемчужин! — отрекомендовался он, лихо козырнув, и открыл в улыбке ровные белые зубы. — Разрешите обратиться, товарищ лейтенант?