Владимир Глотов - «Огонек»-nostalgia: проигравшие победители

Но я понимал: без помощи мне не обойтись. Но кто поможет? Не бывает бескорыстных магнатов. Как обнаружить того, кто не будет с помощью прессы разделываться с конкурентами, кто отбросит тактические цели и озаботится стратегическими планами? Как внушить ему, что обладание таким печатным — общенациональным — органом — это и есть обладание могучим инструментом влияния на массы (если уж без жажды «влиять» не обойтись). Именно такой инструмент имели в лице «Огонька» политики демократической тенденции. Новый старый «Огонек» — я назвал его «Огонек-Nostalgia» — вполне сможет помочь выиграть будущие президентские выборы и выборы в Думу. Миллионы людей растеряны, дезориентированы, они не верят власти, тем, кто ее поддерживает, их отпугивает и новая коммунистическая оппозиция, напоминая о прошлом. Куда податься?

Эти неуверенные в себе и в своем будущем люди, с грустью оглядывающиеся на недавнее прошлое, — наши прежние читатели, им сегодня под сорок или пятьдесят, в душе их ностальгия, тоска по родине. Но не по партийной «зоне», а по той родине, которую они мечтали построить на обломках тоталитаризма, и которая неведомо и необъяснимо ускользнула из их рук. Они, не сумевшие победить, станут нашими подписчиками и читателями. Отнюдь не неудачники, но и те, кто устроив свое материальное благополучие, не довольствуется чтивом, обманкой для наивных людей, а жаждет откровенного слова.

Размышляя, я пришел к выводу, что совершенно не обязательно всякий новый опыт оценивать негативно, как и настаивать на устаревших формальных приемах, отказываться от новых технологий. Возможно, предпочтительнее начать с аналитического ежемесячного журнала, а потом отважиться на еженедельник. Потребуется популярный человек, способный возглавить, подобно Коротичу, новое дело. Не возвращать же из-за океана по такому случаю Виталия Алексеевича.

Что нужно для реализации такого проекта?

Деньги. И люди.

Нет ЦК КПСС — и слава Богу! Нет государственной собственности, которой мы — худо-бедно — могли тогда распоряжаться, — комбината «Правда». За десять лет все в стране изменилось. По законам рынка идеи и их исполнители продаются и покупаются.

И я решил выставить на продажу свой проект.

Сперва я отправился, как мне казалось, к единомышленникам. Не мог же я один затевать такое дело. Естественно, мои взоры обратились к тем, кто был тогда вместе со мною, или, если угодно, с кем я был рядом: к сотрудникам бывшего «Огонька». Я вспомнил, как Олег Хлебников подарил мне свою поэтическую книжку, как они вместе с Андреем Черновым горячо меня благодарили за «поступок», так они выражались, имея в виду мой уход из редакции вдогонку за ними. Говорили, что я серьезно укрепил их позицию, присоединившись к их команде.

Я приехал в один из Тишинских переулков, где помещалась тогда «Новая газета». В душе я рассчитывал, что ребята — помоложе меня, покрепче, не расстававшиеся все эти годы с журналистикой, работавшие теперь в еженедельнике, чья позиция во многом была достойна уважения, не только поддержат меня, но и похлопочут у своего начальства. Я всерьез рассчитывал, что претендующий на сохранение демократической традиции печатный орган предоставит мне клочок газетного листа, и я прокричу свой призыв, а там, как Бог даст, может, кто-то и откликнется. При этом я готов был предложить себя — вести регулярно полосу, возрождающую ностальгические настроения романтических горбачевских лет, как бы мосточек с покинутого нами берега. Поселить новый старый «Огонек» сперва на страницах «Новой газеты». А потом, после раскрутки дела, в виде реального самостоятельного издания войти вместе с газетой в холдинг.

За столом меня встретил Андрей Чернов. Белый и рыхлый, расплывшийся, со скучающим лицом. Пробурчал что-то насчет Собчака и Нарусовой. Из бурчания можно было понять, что Андрей не одобряет Собчака — не жулик ли тот, не симулирует ли сердечную болезнь бывший питерский мэр. А было время, я помню, как суетился этот самый Андрей вокруг Собчака, как он ревниво оберегал стремительно взлетавшего политика от внимания остальных журналистов, написал для Собчака книгу. Все повторял: «Собчак — будущий президент! А Нарусова — первая леди страны». И считал, что надо уже теперь, не дожидаясь, раскручивать ее, готовить общественное мнение.

Я подивился таким разительным переменам. Предчувствие, которое редко меня обманывает, подсказывало: здесь каши не сваришь.

Андрей набросился на мой проект с особым садизмом. Я допускал: обвинит в утопизме. Но его раздражало все, что связано с «Огоньком». Сама мысль о возрождении прежнего журнала была ему ненавистна.

Олег, присоединившийся к нам, угостил меня кофе, себе и Андрею взял пива и, слушая «разбор полетов», учиненный Андреем, виновато поворачивал голову то ко мне, то к своему товарищу. И, увы, поддакивал.

И я ушел, не солоно хлебавши. На прощанье Олег сказал мне. «Ты звони, звони» — это насчет службы в газете. Так всегда говорят работающие безработным: звоните, мол, заглядывайте.

Я по наивности раз в три дня звонил Хлебникову, никак не хотел исторгать из себя образ милого человека, думал: он забывчив, наверное, замотался, да и всегда был в этом смысле растеряхой — пообещает, забудет. Я стал звонить раз в неделю, обманывая сам себя. Потом раз в полмесяца. Но результат тот же — никакого результата. И я перестал набирать заветный номер.

Второй визит я нанес старинному приятелю Володе Чернову. Он прочитал мне лекцию об общественной ситуации, угостил чаем, о том, как я живу, не расспрашивал, чтобы не нагружать себя моими проблемами. Он разглядывал редактируемый им журнал «Караван» — телепрограмма НТВ-плюс, девочки-нимфеточки на лакированных страницах, — быстро вносил правку, отправлял с хорошенькой секретаршей дальше по службе, подарил мне свежий номер. И тоже постарался внушить мне, что журналистика кардинально изменилась, а Минкин пишет теперь заказные статьи, так что я могу на него не кивать, ничего из моих замыслов не получится, да и делать ничего подобного не надо, никаких шагов к социальным баррикадам, а следует ориентироваться только на класс состоятельных людей, причем очень состоятельных, ибо именно они хозяева жизни и смогут порадеть за Россию.

Я попросил его свести меня с Бирюковым — чтобы не искать более состоятельного. По старой памяти — авось мой проект ему придется, если не по душе, то будет выгоден в силу какого-нибудь расчета. Мой друг обещал. И тоже сказал: «Ты звони, старик. Дима сейчас заболел, улетел в Англию, он нашим врачам не доверяет, к новому году вернется, ты звони».

Я опять дисциплинированно звонил и даже подозревал его секретаршу в предвзятости ко мне — решил: умышленно не соединяет. Звонил и домой. Трубку брала жена Чернова — Ольга — и я бодро рапортовал: «Это Глотов! Где там твой мужик?»