Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

Троцкий погиб, потому что был недостаточно прост для власти нашего времени: власть, как «сила греха» является нам олицетворением палача и жертвы. В мирное время палач маскируется.

16 Апреля.

Задача прожить на 967 руб.

Зое 50 руб.

Павловне 2 мес. + 10 дн. 250 руб.

Леве поездка в Питер 50 руб.

____________________________

350

Остается на жизнь от 20-го марта по 20-е Апреля

967–350 = 617.

Москва, Тверской бульвар, дом Герцена

Считаю возмутительным отказ мне в комнате с обреченностью на ссылку, сознательное устранение старого писателя от общественной деятельности. Требую пересмотра, и в случае вторичного отказа буду бороться путем широкой огласки. Отказ в комнате {65} считаю сознательным устранением старого писателя от общественной деятельности. Требую пересмотра и в случае вторичного отказа, начинаю борьбу путем широкой огласки и обращения к Правительству.

Известия 30 г. № 16.

В № 6 «Вечерней Москвы» (от 8 января) напечатана статья проф. Коровина «Зачем существует ЦЕКУБУ». Эта статья утверждает, что существование ЦЕКУБУ является «вопиющей бессмыслицей», что деятельность ЦЕКУБУ «объективно контрреволюционна», и выступает с предложением о «скорейшей ликвидации ЦЕКУБУ», «как одной из помех на пути социалистического строительства».

Деятельность ЦЕКУБУ затрагивает очень широкие кадры научных работников; немудрено поэтому, что статья привлекла к себе внимание и вызвала в рядах научных работников довольно сильную тревогу. А потому небезынтересно будет посмотреть, откуда идут обвинения против ЦЕКУБУ и насколько они основательны.

Вся статья Коровина переполнена абсолютно неверными утверждениями. А между тем, он знакомился с делами ЦЕКУБУ. Его ошибки так элементарно грубы, что их нельзя считать простыми ошибками, а прямо приходится признать заведомой ложью. Я не буду говорить обо всей работе ЦЕКУБУ, это потребовало бы слишком много места, — я скажу немного только о работе экспертной комиссии (комиссия, которая удостоверяет, имеются ли основания у того или иного лица быть зачисленным в списки научных работников ЦЕКУБУ), к которой я ближе всего стою.

Коровин лжет, когда утверждает, будто «партийная часть экспертной комиссии… как правило, передоверяет свои функции экспертам, обычно приглашенным из категории «А». Я уже более пяти лет состою членом экспертной комиссии; ее заседания происходят еженедельно. Насколько помню, эксперты приглашались нами за все время два раза, причем первый раз был приглашен коммунист, а во второй раз из трех приглашенных по одному вопросу один был коммунист. При этом таким экспертам предоставляется только совещательный голос, а члены экспертной комиссии никогда не передоверяли им, да и не могут передоверять своих функций.

Гр. Коровин пишет: «Еще плачевнее обстоит дело с советской юридической мыслью, литературой и пр., работники которых в составе экспертной комиссии вообще не представлены». Он пишет далее, что эти эксперты, «по-видимому, незнакомы, хотя бы понаслышке, с секцией права Комакадемии». Это новая ложь: экспертом по праву состоял в основании ЦЕКУБУ до весны 1929 г. делегированный в комиссию Комакадемией член Комакадемии коммунист тов. Ф. А. Ротштейн, а после его ухода также делегированный Комакадемией коммунист т. Гольдштейн. По отд. философии экспертом состоит т. Луппол; по отд. литературы — автор этой статьи. Оба — коммунисты, члены Комакадемии.

Гр. Коровин пишет, что «в качестве светил военной науки фигурирует (в списке «А») группа генералов царской армии». «Группа» эта в действительности состоит из двух человек. Оба они крупные военные ученые, известные и за границей. Оба были профессорами Академии РККА. Оба продолжают работать в советских учреждениях. Раньше в этой группе были еще умершие ныне Зайончковский и Новицкий, оба они были также крупными военными учеными и активными работниками Академии. Их заслуги в советской работе были отмечены правительственным сообщением по поводу их смерти.

Гр. Коровин указывает, что в списки ЦЕКУБУ включены как ученые, многие лица, которые этого не заслуживают. Я во многом не согласен с ним относительно приводимых им примеров, но об этом спорить не буду. Я охотно сознаюсь, что у нас были ошибки. Включались в списки лица, не заслуживающие этого или по отсутствию научной работы или потому, что идеологически или политически они чужды нашей революции. Поэтому и установлено правило, что через каждые 3 года эти списки пересматриваются, производится своего рода чистка. Эта чистка началась в Лениграде в прошлом 1928–29 году, а в Москве и в центральной экспертной комиссии — осенью 1929 года. Ошибки были. Вот, например, включен у нас в списки проф. международного права Е. А. Коровин. Что же он собой представляет? Мы ничего не знали об этом, когда он проходил регистрацию, а теперь знаем следующее:

Гр. Коровин — сын быв. крупного домовладельца в Москве. В гимназии и в университете Коровин примыкал к монархическим группировкам. По окончании университета был оставлен при кафедре проф. Байкова (назначенца Кассо), в то время как этих назначенцев бойкотировала почти вся профессура и студенчество. После возникновения «сменовеховства» стал сменовеховцем. При советской власти работал, между прочим, в Красном Кресте (РОКК), откуда был снят по инициативе ячейки ВКП за религиозную пропаганду и другие «качества». ЦЕКУБУ есть комиссия при Совнаркоме. Ежегодно ЦЕКУБУ дает отчет Совнаркому о своей работе. Все члены ЦЕКУБУ (правление) назначаются Совнаркомом. Происходит постоянное сближение работы ЦЕКУБУ с работой профсоюзной организации — секцией научных работников. А теперь является гр. Коровин и требует упразднения ЦЕКУБУ, деятельность которой называет контрреволюционной.

Он делает это в момент, когда рост социалистического строительства в связи с нажимом на кулака и нэпмана вызывает обострение внутренней и внешней контрреволюции. Он сеет тревогу и смуту среди научных работников. Разве это не прямое и явное вредительство, прикрытое «революционными» фразами? Но гр. Коровин забывает, что он сам слишком колоритная фигура и что это обстоятельство придает его статье специфический вес и значение.

Нет хорошей книги.

Как бы спасая лично себя от поглощения народническим долгом, а чтобы не мучиться, не стал смотреть на мужиков, а больше в сторону сознательных рабочих фабричных.

Через некоторое время по своей специальности агрономии {66} мне пришлось вернуться к мужикам, и вот тут я нашел себе писателя, который до некоторой степени примирил мое народническое сердце с марксистской головой. Я и до сих пор остаюсь ему верным и откровенно сознаюсь, что обязан ему не только методом научно-художественного исследования быта, но и самой манерой писания о деревне, вплоть до своих «фенологических записей».