Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

26 Июня. Как будто птицы растут несколько раньше против прошлого года, бекасята на Зубачевском болоте летают, как старые, только без увертов, о дроздах и говорить нечего, собаке уже их теперь не поймать. Краюшком воды и по воде, если совсем мелко, бежит озабоченная трясогузка: вероятно, трудновато ей доставать корм своим молодым.

Во вторник вечером было второе пришествие поэта Вечернего, вчера утром я его проводил с омерзением. Он ходит по деревням и, притворяясь идущим с Соловков попом, вымогает себе у баб пищу. Сочиняет стихи, очень скверные, и, пользуясь похвалой Иванова-Разумника, нападает на других интеллигентов, которые верят в его гениальность. Такую смесь подлости, тупоумия, жестокости и сентиментальности может дать только разлагающееся племя служителей православного культа: наверно семинарист. Точно такой же, два сапога — М. И. Смирнов, б. завед. Переслав, музеем.

Зоотехник Е. А. Соколов говорил, что дикие животные, делаясь домашними, под влиянием (глав, образ, вероятно условий питания) изменяют деят. своей половой системы, отчего являются разновидности. В природе все голуби серые, домашние самые разнообразные. Тоже волки и собаки.

Вся интеллигенция верит, что будет скоро война, и все о ней говорят. Это становится подозрительным. Тем более, что и газеты спешат говорить каждый день о войне. Очень похоже на прием, чтобы все проходило болтовней, а не действием, чтобы в последний решительный момент (будет ли такой?) закричать на весь мир: «ратуйте, бьют!».

Думаю о переходе на инвалидность.

Проект книги для детей.

Вступление о камере, как я задумал переменить ружье на камеру по причине запрещения охоты и достал камеру… Лейка. Выход мой на охоту. Конец вступлению.

Глава 1-я.

На Тверском бульваре в Москве я сел отдохнуть на лавочку.

— Аля! — сказал неизвестный мне мальчик, — давай в Мишку играть.

— Ну, что же, Митя, давай.

— Пусть он будет будто живой, — начал Митя.

— Будто живой, это хорошо, — вмешался я, — но только не сразу живой, а мы будем его оживлять, конечно, будто оживлять.

— Оживлять! — воскликнули дети, — но как?

— Посредством электричества, — ответил я, — давайте мне сюда Мишку.

Они подали. Это был обыкновенный детский суконный Мишка, голова вертелась и ноги тоже. Я дал детям свой аппарат, показал Мите, как надо нажать и снялся…

— Ну, что же, — начал я, — давайте сочинять похождения Мишки: я сочинитель.

После того я назвал свои книжки, которые дети хорошо знали и любили за то, что книжки были совсем правдивые и в то же время, как сказка, будто все во сне.

— Так в чем же дело, — воскликнул я, — давайте только подумаем, будто Мишка лежит в мастерской изобретателя-электрика и про себя потихонечку все понимает, только не может ничего сказать и двигаться.

Дикий зверь, приручаемый, претерпевает ту же судьбу, что и человек: балуется разнообразием в своем размножении и становится зависимым в потомках от хозяина. У человека «индивидуальность» есть, вероятно, явление размножения видов, и тоже у него теряется самостоятельность, хозяином его становится государство. Мечта об анархизме, таким образом…

Переславль-Усолье торф, массив. Общая площадь 19.682,62 гект.

200 тыс.gw Станция

(1. Половецко-Купанские болота)

Расход на 1 gw топл. 1 ½ тонн

Ежегодно потреблять 20 миллион, тонн

<2 нрзб.> на 1 куб. метр сырца 100 кг.

Вода

Расход реки 18 кб. мт. в сек.

Общий запас топлива 500 мил.

Полезн. торф, залежи 20 тыс. ha

Общая заболоченность 32 тыс.

На 20–25 лет

<���На полях:>Аграфена Дмитриевна Назарова (Паша, Иван). Василий Поросенков (Фед. Слобода). Логинов Петр Ефим. инженер по торфу Усолье Алекс. Переел, район Иван. обл.

Выехали в пятницу 27-го Июня в 10.40 у.

Приехали 1-го Июня в 8 у. — 4 суток.

27 Июня. В Берендееве встреча с Россолимо Леонид. Л… (Георгий Ник. Зайцев). Извозчик Юр. с четверых. Ужас автобуса. Ботик и озеро. Павел и Дуня. Страшные дети (по ним о родителях на биостанции).

Конечно, все постарело и как раз настолько, насколько я сам постарел. Эта встреча не как первая трепещущая, а тут больше воспоминаний и размышлений над прошлым. Хорошие люди непременно возвращаются к прошлому и так следят за жизнью людей. Сходил на могилу Верного {106} .

28 <���Июня>. Трава в цвету. Летние птички, иволги. Ласка озера {107} . Фотографирование. Приезд Россолимо и путешествие в Усолье на моторной лодке. Трактир. Рыба. Уклейка. Попоедство. Один работает, другой стоит. Вешки. Раскулачивание. Переход в Хмельники. Пуня {108} . Оазис. Ночлег в пуне.

29 <���Июня>. Результат моего пропуска. Спящий на древней стоянке Сергей. Усольская торфяная экспедиция. Слепни. Пешком. Сияющий путь. Парни возле Симакова. Гулянье на Ботике.

30 Июня. Заболевание. Поход в Горицкий. Обед у Геммельмана. Болезнь. Дождь. Ночная поездка на Берендеево. Вокзальная мелочь, вырождение берендеева царства {109} .

Уклейкапрыгала на водопад под плотиной. «Отпершилась» и возвращается на свое место. — Вон увидите, непременно встретим табунок. — Вот идет табунок, вот другой.

Раскулачивание: в одной деревне бабы пошли с вилами и добились своего: «Думали дядя Иван, а оказалась тетка Марья».

— «И пожалеть нельзя!» (о попах).

Музейные(городские и т. п., вообще красные).

— Музейные! рыбу по глазам узнают: красные глаза, значит, карась.

— Красные! это пока не жареный, а у жареных карасей глаза белые.

Попоедство.

Серьги выдернули у попадьи. У детей фуфайки сняла. «А кто это делал? — Зауздин. — Кто он? — Не знаем. Бумаг не спрашивали».

Когда Арина Дмитриева прижала к груди своего внука, то почти видно было, как ее жизнь, ее лучшее радостью переливалось в ребенка. Что это продолжение первого эроса, что живая любовь непременно эротическая. Что в социализме Эрос обрывается и отсюда все бедствия.

Вечное.

Люди менялись, а озеро глядело вечным глазом. И это оно привлекало людей.

Моя аудитория.

5 лет тому назад я в тоске думал, что — как невозможно соединить людей для общего восторга здесь на озере (как созвать их в тот день, когда бывает хорошо, как устроить, чтобы все благоговели). И вот прошло пять лет, тысяча людей прочли мои «Родники» и читают, и будут читать. Я соединил их. Я вполне могу представить теперь себе, что тысячи их стоят на берегу и внимают с благоговением тому самому, от чего я начинал…

Смотришь вокруг — сколько чужих людей проходят мимо, равнодушных, а иногда враждебных, больше равнодушных и совершенно, совершенно чужие и сколько! у них нет ни малейшего интереса к моей судьбе и уж, думаю, подозрения или вопроса никогда не может быть, что я тоже человек, им подобный. Сколько чужих!