Олег Будницкий - Женщины-террористки России. Бескорыстные убийцы

На ночную смену пришла Тарасова и в щель под дверью просунула записку: взволнованно и страстно «Чертик» писал, что план наш — безумие, равное самоубийству, что нельзя рассчитывать на счастливые обстоятельства, которые очистят нам дорогу на свободу, что как раз теперь вокруг тюрьмы бродят шпики и нас при выходе перестреляют, как куропаток; наконец, нет ни денег ни людей, чтобы в неделю приготовить все, что надо — и вообще, он отказывается участвовать в этом «преступлении».

Если бы посреди камеры очутилась «Сияние» со сворой надзирателей, это не придавило бы нас больше, чем письмо «Чертика»: все готово, по крайней мере, десяток лишних людей знает о готовящемся побеге, камера полна запрещенных вещей, мы все превратились в манъяков, которые уже не в состоянии отказаться от своей мечты. Тарасову того гляди снимут — а они там, на воле, рассуждают об отсрочке, предлагают подождать, обсудить, йё спешить… Самые умеренные были возмущены.

Просунули Александре Васильевне записочку — стеречь обход, постучать нам, если появится начальство (ночью часто старшие и сама Вадбольская заглядывали в глазки), и на моей койке устроили совещание. Прошептали до света и решили: настаивать, требовать, предупредить, что все равно пойдем, без всякой помощи, прямо на улицу. Гельма и Зоя добивались оружия: если будут ловить, пробиться хоть кому-нибудь, — какой угодно ценой. И об оружии написали, хотя в общем были против: вооруженное сопротивление грозило виселицей всем участникам побега, и если мы сами вольны были лезть в петлю, то тащить туда А. В. Тарасову и товарищей. с воли не имели никакого права.

Под утро сдали ответ под дверь и расползлись по койкам: еще 18 долгих часов, когда придет желанная смена…

Прошел день, как сплошной туман. Перед вечерней поверкой неожиданно в камеру входит Тарасова — добрая душа поняла, какую мы должны испытывать муку, и сменила на три часа товарку, предложив ей идти к портнихе.

— Готовьтесь к поверке. Камеру подмели? Кто дежурный — идем за кипятком!

Нина и Шура выскочили моментально.

Прошла уборка, поверка, заперты двойным поворотом замки — тюремный день кончился. В уголку наш секретарь читал ответ «Чертика», а мы жадно смотрели на ее лицо. — Быть иль не быть?

Вдруг все оно засветилось улыбкой, и синие Шурины глаза засияли, как звезды. Стало быть все хорошо! Нина звонко запела, как всегда, в минуты радости, Гельма запрыгала, все заговорили, засмеялись.

Действительно «Чертик», «Взрослый мальчик» и другие как легендарные рыцари отдавали себя в наше распоряжение, готовили ключи, адреса, платье, но решительно отказывали в оружии. На радостях мы не настаивали и впервые за много дней заснули спокойно — все пустяки, лишь бы совершилось «окисление».

Верили ли мы в удачу? Скажу с уверенностью: нет, не верили. Полная удача была бы чудом, а чудеса не живут на земле. Но большое, сложное коллективное чувство говорило: кто-нибудь да уйдет, а «на миру и смерть красна». Да и жить дальше в тюремных буднях не было сил: «хич гирше, да иньше». Все равно никто не надеялся дотянуть до конца срока, благополучно окончить каторгу. Хоть несколько минут прожить по своей воле, ярко и полно — а там все равно…

Понеслись сумасшедшие дни. На Тарасову больно было смотреть: похудевшая, с синими кругами под глазами, она беспрестанно резко смеялась и, казалось, вот-вот оборвется истерическим припадком. На вчерашнюю обывательницу надели наряд заговорщицы и героини, и она изнемогала в чужой и чуждой ей роли. Но ее поддерживали твердые руки и на воле и в тюрьме, — это ее бодрило, давало силы и веру. Одно было страшно: перепутает, забудет, неверно рассчитает — ведь многое мы могли видеть только ее глазами. И в последние часы, когда все уже было принесено, готово, слажено, когда отступать было уже некуда — ей дали на руки писаную инструкцию, чтобы привести в систему все то, чем набивали голову все эти дни.

Уходя, она сунула ее в печку — там ее и нашли при обыске после побега. Вот она:

«Получив сигнал, что путь свободен, мы стучим Вам в дверь. Вы идете по коридорам, подходите к надзирательницам, называете их по именам, но не очень громко; если не отвечают, уходите и запираете за собой дверь на большую лестницу, дверь с „большого срочного“ и со „следственного“, а на маленький нижний коридор дверь оставляете открытой. Тушите лампу иа большой лестнице, окна закрываете на час раньше.

Открываете дверь в нашу камеру, мы выходим все в коридор.

Все надзирательницы спят. Вы идете вперед и становитесь спиной к той части окна (на лестнице), которая близко к лампе. Мы пробираемся от куба к стене и проходим у самой стены до половины лестницы, а затем, согнувшись, переходим к перилам; вблизи поворота согнуться как можно больше. По второй лестнице идут вдоль стены, и когда первая останавливается, все стоят шеренгой вдоль стены. Тогда Кальций. [234]идет и становится спиной к волчку „следственного“ коридора; смотрит в скважину, в каком положении Л.И.. [235]

Л.И. покойна — Кальций делает легкий (было написано „знак“, но зачеркнуто) — кивает головою. Тогда сильная группа сразу идет на коридор, при чем Шура остается в дверях; трое отправляются к Радию. [236]

Если спит — Шура делает знак, и все идут на маленький коридор, а Кальций тихо затворяет дверь.

Если Радий не спит, Гельма вступает в переговоры, при чем никто Радия не трогает и схватывает Радия лишь в том случае, если она начинает крик.

Л.И. не спит: Шура дает знак, чтобы вся шеренга подалась вверх. Кальций открывает дверь, подходит к Л. И. и наклоняется над нею так, чтобы загородить собою дверь. Когда она услышит приближенье наше, она делает полушаг в сторону, чтобы дать дорогу нам. В то время, как сильная группа находится у Л.И., более слабая идет к Радию и делает по вышеуказанному.

Никто не спит. Если Вал. Ал. [237]не спит, то в то время, как мы иа своем коридоре. Кальций подходит к двери и загораживает рукою волчок, смотрит в щель; если Вал. Ал. сидит спокойно у своего поста, идем по указанному выше, если она ходит по коридору, то Кальций входит к ней, как с Л.И., более слабая группа моментально идет к В. А. и доводит ее до состояния покоя. Лишь только слабая группа взяла В. А. — Кальций с сильной группой идет к Л. И. Мы остаемся на последней лесенке, а Кальций подходит к волчку, закрывает его рукой и смотрит в скважину; если Л. И. спокойна, то Кальций остается у двери, не входя (но все время следит), и ждет, пока освободится слабая группа.

Сильная группа и Кальций остаются на месте, г) слабая группа идет к Радию и действует вышеуказанным путем. Если Л. И. спокойна, то лишь только освобождается путь в маленький коридор, все идем в контору.