Михаил Вострышев - Московские обыватели

Надеюсь, что на заложенном вами основании мало-помалу соорудится желанное здание. Надеюсь, что Бог поможет вам доставить тихий приют и все необходимое сирым беспомощным братьям нашим. Но молю вас, возлюбленные! Призирайте их с осмотрительностью и не допускайте, чтобы у истинно несчастных отнимали долю такие люди, которые почитают себя бедными по излишку прихотей или действительно бедны по нерадению к трудам, для которых имеются силы и способность. Помощь таковым я считаю поощрением слабостей и потому повторяю: не отнимайте для них долю истинно несчастных.

Возлюбленные мои! Живите в мире и любви взаимной и таким образом, шествуя по путям, показанным вам Господом, обогащайтесь делами добрыми и собирайте себе сокровища не только те, которые и ржа переедает, и тать подкапывает и крадет, но паче сокровища нетлеющие, которые никакой тать похитить не может. И где будут сокровища ваши, там будут и сердца ваши».

Тяжела была доля русской женщины, покорной рабыни своей семьи. Просвещение, служба, творчество долгое время считались уделом исключительно мужчин. И если у девушки случался яркий талант, он быстро угасал, не оставляя потомкам даже пепла. В девушке ценились фигура, миловидное личико, скромность, но — упаси боже! — не ум.

Случайно среди старых книг, авторами которых были конечно же мужчины, мне попался невзрачный сборничек стихотворений Марии Поспеловой, изданный в 1797 году. Еще не родился Пушкин! Не родилась ни одна из поэтесс, чье бы имя значилось в курсах русской литературы!

Вот как Мария Поспелова изображает человеческую жизнь:

От этих сентиментальных строчек веет грустью и усталостью, присущими, как ни странно, стихам юных поэтов. Но вот изображен водопад:

Подражание Державину. Но это и поиск, уход от детской мелодрамы.

Кто же такая Мария Поспелова? Сумела ли она обрести свой голос в поэзии?..

Долгие поиски наконец увенчались успехом, вернее, полууспехом — удалось узнать самую малость. Автором сборника оказалась шестнадцатилетняя девушка, девятый ребенок в семье мелкого московского чиновника.

Несмотря на нужду, Маша сначала под руководством отца, а по его смерти старших сестер получила хорошее образование, выучилась французскому языку, музыке, рисованию. Уже с четырнадцати лет она стала печатать свои стихи в журнале «Приятное и полезное препровождение времени». И с каждым годом что-то новое появлялось в ее поэзии, ее стих окреп. В «Оде на разбитие генерала Массены в Швейцарии Суворовым» девятнадцатилетняя Поспелова показала себя уже не как подражатель, а достойный ученик Державина:

После опубликования этой оды о «музе речки Клязьмы», как прозвал Марию Поспелову поэт князь Иван Долгоруков, заговорила вся Москва. А молодая поэтесса продолжала искать простые и ясные слова, искреннюю интонацию, теперь уже чтобы попрощаться с восемнадцатым столетием:

Юная Маша облекает в стихи свои задушевные мысли:

Или

По настоянию Державина, Хераскова, Карамзина в начале нового века издаются ее сочинения в стихах и прозе «Некоторые черты природы и истины, или Оттенки мыслей и чувств моих». Читая эту книгу, начинаешь догадываться, что Мария Поспелова неотторжима от дикой девственной природы, которая одарила ее поэтическим воображением. Юная воспитанница природы слышит свое дыхание в шорохе листьев, свой шаг — в дуновении ветра, свой голос — в песне соловья. «О Природа могущественная! — обращается она к своей властительнице. — Во время прелестной весны и цветущего лета душа моя, кажется, расцветает вместе с тобою. Она становится свободнее, оживают способности ее вместе с оживляющимся творением, обновляются чувства мои вместе с обновляющеюся красотою твоею».

Но Поспеловой было отпущено немного лет, врачи не смогли остановить традиционную болезнь городских бедняков — чахотку. И уже не она, а о ней написали на камне:

Многих еще юных сочинителей предстояло потерять русской литературе, прежде чем она достигла зенита и обрела долгую память.

Двадцатитысячная толпа москвичей провожала 19 августа 1853 года к месту последнего упокоения на кладбище Введенских гор главного доктора московских тюремных больниц, действительного статского советника Федора Петровича Гааза. Полицмейстер Цинский, которого генерал-губернатор Закревский отрядил для организации порядка на похоронах, увидев Москву в скорби возле гроба святого доктора, вместе с отрядом своих казаков спешился и до самого кладбища шел в толпе простолюдинов.

Над могилой друга бедных москвичи стояли тихо, речей не произносили. Все вдруг поняли, что никакие слова не в силах передать печаль о кончине человека, которого любили без зависти и страсти, к которому привыкли, как к чему-то столь же необходимому, как хлеб и вода. Лишь позже, за домашними запорами, повторяли его предсмертные слова: «Я не знал, что человек может вынести столько страданий» и судачили: о себе он это сказал, о несчастных арестантах, которым помогал всю жизнь, или о всех нас?.. Выходило, как ни поверни, все правда.

В 1806 году началась в Москве врачебная карьера уроженца старинного немецкого городка Мюнстерейфел Фридриха Гааза точно так же, как у других лекарей-иноземцев, наезжавших в Россию практиковаться под покровительством знатных бар и наживать стотысячные капиталы, оставаясь чуждыми бедам и упованиям русского народа. Но насытившись «благородными» недугами господ, Гааз перешел на дорогу, не сулившую ни почестей, ни богатства, а только вечные заботы да никого не привлекавшую любовь бедняков и отверженных.