Георгий Осипов - «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

В создавшейся обстановке мы могли взлететь и произвести разведку, но вернуться и передать добытые данные не могли. Обсудив положение с капитаном, решили, что взлет мы произведем перед рассветом, с тем чтобы произвести посадку и передать разведданные после рассвета.

Остаток ночи до вылета мы коротали у самолета с капитаном. От него мы узнали, что штаб Резервного фронта два дня назад потерял связь с 24-й и 43-й армиями и уже начал эвакуироваться на новое место под Боровск и что маршал Буденный собирается сутра ехать в 43-ю армию и приказал разведать дорогу на Юхнов для того, чтобы случайно не попасть к немцам и чтобы противник внезапно не ударил по Гжатску со стороны Юхнова.

— Почему же нашему фронту Москва не помогает? — спросил капитана Желонкин.

— Не знаю, — ответил капитан и, подумав, добавил: — наверное, потому что не докладывали, пытались ликвидировать прорыв своими силами.

— Неужели наверх так ничего и не сообщали?

— Вчера в общих чертах донесли о тяжелом положении, а в каком положении войска на самом деле — никто не знает. Поэтому Буденный и собирается с утра в 43-ю армию.

Взлетели на разведку за двадцать минут до начала рассвета. Летим под облаками на высоте около шестисот метров. Проселочная дорога на Юхнов просматривалась плохо, и мы сразу ее потеряли и возвратились к Гжатску, чтобы выждать до рассвета, когда будет виднее. На юго-западе полыхало огромное зарево. Развернулись и полетели разведать, что это такое. Через десять минут полета мы увидели, что это полыхает Вязьма. Южнее и восточнее города шло ожесточенное сражение. Непрерывно стреляли орудия, рвались снаряды. Горели села Кокарево, Черемушки и Двоевка. Заревом пожаров было освещено много танков и автомашин юго-восточнее Вязьмы. Дорога от Лосино на Вязьму была забита фашистскими танками и автомашинами.

Возвращались к Гжатску вдоль Минского шоссе. Начинало светать. По шоссе от Успенского на восток в три-четыре ряда двигались наши отступавшие войска и беженцы. Повозки, машины, артиллерийские орудия и разрозненные группы людей.

От Гжатска развернулись на юг и полетели вдоль проселочной дороги на Юхнов. На дороге до самого Юхнова войск не обнаружили. В Юхнове дымились догоравшие здания, но фашистских автомашин и танков было очень мало. Город как будто вымер.

Развернувшись на запад, мы обнаружили много немецких войск, автомашин и артиллерии на Варшавском шоссе и на дороге Юхнов — Знаменка.

Большое скопление вражеских войск было также в населенном пункте Угра. Здесь наш самолет интенсивно обстреляла зенитная артиллерия. Один снаряд разорвался рядом с левым мотором и, очевидно, повредил масляный бак. По крылу поползло масло, но мотор работал нормально. Только перед посадкой давление масла упало, и мотор пришлось выключить.

После посадки все данные воздушной разведки доложили с нетерпением ожидавшему нас капитану. Он все записал, дважды переспросил о дороге на Юхнов и уехал на поджидавшей его полуторке к Буденному.

Утром на Гдатский аэродром прибыл помощник командира полка Барулин. В середине дня 6 октября из штаба Резервного фронта поступило распоряжение о передаче нашего полка в состав ВВС 49-й армии и приказ перебазироваться в Каширу. Все экипажи во главе с Красночубенко немедленно вылетели на Каширский аэродром, а два самолета, в том числе и мой, из-за неисправностей остались в Гжатске.

Когда Красночубенко с группой улетел, Барулин сообщил, что приказ отменен. Надо перелетать не в Каширу, где очень маленький аэродром, а в Серпухов, на аэродром Липицы. Изменение приказа запоздало. При посадке на аэродром Каширы выкатился и скапотировал самолет, пилотируемый командиром звена Таракановым.

Под вечер техник Крысин с нашей помощью отремонтировал маслобак и мотор самолета, и мы вылетели на аэродром Липицы. Вместе с нашим экипажем в кабине стрелка-радиста летел и Барулин. Оставленный из-за неисправности в Гжатске самолет СБ экипаж сжег 8 октября, когда бои развернулись за Гжатск.

В полете по маршруту к Липицам погода начала портиться. Густой снег уменьшил видимость до предела и вынудил нас лететь над верхушками деревьев. Из-за невозможности продолжать полет произвели посадку на аэродроме Боровск, где стояло несколько истребителей.

Командир полка на аэродроме Боровск Пруцков сообщил нам, что собирается перебазироваться, и рекомендовал нам не задерживаться на аэродроме. На другой день погода улучшилась, и к вечеру мы перелетели в Серпухов на аэродром Липицы.

Сдав самолет под охрану, всем экипажем устроились ночевать в одном из домов деревни, расположенной на пригорке. Спать улеглись в горнице на полу. Ночью проснулись от канонады выстрелов и недалеких взрывов. Непрерывно гремели залпы артиллерии, ухали разрывы бомб, и где-то рядом время от времени строчил пулемет. Небо было белым от каких-то невероятных пожаров.

Все быстро встали и оделись. Хозяйка стояла на коленях и молилась перед иконами. После того как накануне мы выходили из-под удара танков, а две последние ночи провели под самолетом в Гжатске и Боровске, внезапную стрельбу, взрывы и пожары мы приняли за бой за Липицы, тем более что нам было известно, что перед фашистскими войсками на этом направлении наших войск почти не было.

Обсудив положение с Барулиным, решили пробиваться на аэродром к самолету и попытаться улететь. Но как только Барулин попытался открыть входную дверь, кто-то совсем рядом резанул очередью из пулемета. Отскочив от двери, мы решили выбираться из дома на другую сторону через маленькое окошко в сад. Сосредоточившись в кустах сада, мы увидели, что улица, которую нам надо было пересечь, ярко освещена, а за домом, совсем рядом, короткими очередями стрелял пулемет.

Быстро переползли улицу и, скатившись по откосу на аэродром, подбежали к самолету и начали готовить его к вылету. Здесь, осмотревшись, мы расхохотались и начали хлопать друг друга по плечам, задыхаясь от смеха над самими собой. Никакого боя за Липицы не было. Немецкие бомбардировщики налетели на мост через Оку у Серпухова и повесили много осветительных бомб, которые мы приняли за пожар. А зенитная артиллерия стреляла как по фашистским бомбардировщикам, так и по осветительным бомбам.

— А пулемет? Он же стрелял рядом, — пытался еще уточнить положение Барулин.

Стрелок-радист Монзин сбегал к дому, где мы ночевали, и рассказал, что ночью около нашего дома остановилась полуторка со счетверенной пулеметной установкой. А когда начался вражеский налет, зенитчики с полуторки пытались сбить осветительные бомбы из пулеметов. Вот так и вели мы себя в ту ночь, как пуганые вороны.

Спать больше не ложились. Утром нам приказали перелететь на аэродром Шувоя. В Шувое нам сообщили, что самолеты нашего полка сосредоточиваются на аэродроме Дракино, но место аэродрома в Дракино не указали. Поэтому 10 октября по пути в Дракино мы произвели посадку в Подольске, для того чтобы уточнить место расположения аэродрома в Дракино.