Владимир Новиков - Александр Блок

Восстание из мертвых в этом мифотворческом сюжете связано с духовным усилием («усильем воскресенья», как потом удачно выразится Пастернак). И с верой. Обратим внимание, как в третьей строфе предстает Христос:

Неверие здесь безусловно осуждается. Не дерзкое кощунство, не поэтическое богоборчество, а обыденное, сопряженное со скукой неверие. По сей причине стихи эти нечасто цитировались советскими блоковедами, а те, кто осуждал Блока с православных позиций, предпочитали «Сон» не замечать. Примечательно, что свободная от обеих идеологических крайностей английская исследовательница Аврил Пайман сочла данное стихотворение знаковым и назвала свою книгу о Блоке «Ангел и камень».

«Посещение» . Последняя точка в сюжете «Блок и Садовская». В марте 1910 года до Блока доносится ложный слух о смерти Ксении Михайловны, и он дописывает цикл «Через двенадцать лет», добавив в него три сильных, «классичных» стихотворения, воспевающие «синий призрак умершей любовницы». Но написанное в сентябре «Посещение» стоит выделить особо как оригинальное двуголосое построение. Это диалог женского и мужского начал, напоминающий о «Снежной маске», с той разницей, что здесь не театральная игра, а абсолютная, под знаком реальной смерти, серьезность.

С этими стихами (о них уже шла речь в начале нашей книги) приключилось бытовое недоразумение. Когда Блок показал их Александре Андреевне, та вдруг приняла на свой счет строки: «Я привык, чтоб над этой постелью / Наклонялся лишь пристальный враг». И даже пробовала отравиться вероналом. (Оснований к тому не было никаких: мать «врагом» поэт не считал даже в минуты отчаяния или гнева. Незадолго до того написанный «Сон» (сопровожденный затем посвящением «Моей матери») достаточно показателен. Но досадный этот эпизод обнаруживает важную закономерность: диалог двух душ — процесс очень интимный, все остальные люди в этот момент — лишние, они даже могут казаться врагами (в черновом наброске злополучная строка звучала: «Наклонялись лишь злые враги»). Поэт, выходя в интимное пространство творения, не может не отчуждаться от самых близких людей.

«Комета» . И это стихотворение проникнуто ощущением трагической полноты бытия. Пушкинское «упоение в бою / И мрачной бездны на краю» находит продолжение у Блока:

Созданию этого поэтического гимна бесстрашию (в сентябре) не помешал тот прозаичный факт, что комету Галлея, о появлении которой тогда много говорили, Блоку увидеть 11 мая в Шахматове не удалось, хотя он и поднялся из теплой постели в четвертом часу утра.

«Идут часы, и дни, и годы…» Одно из самых загадочных стихотворений Блока. О вечном рыцарстве. Время лирического сюжета – всегда. У лирического героя из рук выпадает меч, а он перед тем видит, как «телеграфные звенели / На черном небе провода». Анахронизм преодолен музыкально. Финал:

Здесь видят вагнеровского Тристана, срывающего повязку со своей раны перед смертью. А можно углядеть еще и ход к идущей драме Блока «Роза и Крест», к гибели Бертрана (хотевшего, по словам Блока, «примирить Розу красоты и бессмертия с Крестом страдания») со словами: «Радость, о, Радость-Страданье, / Боль неизведанных ран!», к финальной реплике Изоры: «Мне жаль его. Все-таки он был верным слугой».

«В неуверенном, зыбком полете…» Поначалу стихотворение называлось «Аэроплан». Нейтральный трехстопный анапест, традиционная рифмовка, а меж тем — авангардные стихи. По содержанию. Авангардность — это обращенность в будущее и одновременно причастность к глубокой архаике. «Что-то древнее есть в повороте / Мертвых крыльев, подогнутых вниз». Аэроплан у Блока — не новейшее изобретение, не создание рук человеческих, а как бы изначальный элемент мира, сотворенного Богом:

Метафора может иметь тонкое эмоциональное преимущество перед двучастным сравнением. «Но под легкую музыку вальса / Остановится сердце — и винт». Слово «мотор» не проговорено, и потому так пронзительно звучит слово «сердце» в применении к стальной птице. В следующем году, 14 мая, Блок будет присутствовать на Коломяжском аэродроме и станет свидетелем гибели летчика В. Ф. Смита, о чем напишет стихотворение «Авиатор», где самолет, «ночной летун», предстанет уже как «зверь с умолкшими винтами». Гибельный симбиоз пилота и машины — символическая модель отношений человека с миром.

Такова блоковская золотая «дюжина» десятого года — по неизбежности вкусовая и субъективная. Читателю ничего не стоит заменить какие-то стихотворения другими, но, полагаем, и в измененном перечне сохранится та же закономерность: тематическое и ритмическое разнообразие, полнота, динамика, связь стихов 1910 года с творческим прошлым поэта и обращенность к его творческому будущему.

Блок-лирик подошел к очередному промежуточному финишу, и работа с издателями и редакторами дает ему повод и возможность подвести предварительные итоги двенадцати него труда. В сентябре он получает приглашение от Брюсова печататься в журнале «Русская мысль», и в ноябрьском номерере появляется подборка из четырех стихотворений («Демон», «В ресторане», «Черный ворон в сумраке снежном…», «Сегодня ты на тройке звонкой…») с общим знаковым названием «Страшный мир».

В октябре он начинает готовить для издательства «Мусагет» новую книгу стихов — «Ночные часы», куда войдут вещи на писанные в 1908—1910 годах, в том числе «Итальянские стихи». Будет там и раздел «Страшный мир», и раздел с новым для Блока названием-символом — «Возмездие».

Наконец 31 октября Блок, приехав в Москву, получает от «Мусагета» предложение издать свое собрание сочинений. Не сочинений, а стихотворений — так решает он. Из трех книг. Дополнить «Стихи о Прекрасной Даме» и «Нечаянную радость», а третья книга включит «Землю в снегу» с «Ночными часами». Это будет не механическое соединение прежних книг, а целостная трилогия.

Поэтическому зданию предстоят еще новые достройки, но глядя на него, что называется, из будущего, можно заметить, что к концу 1910 года принципиальная структура уже сложилась. Для нас, знающих теперь весь корпус блоковской лирики, пока не хватает здесь «Шагов Командора», «Плясок смерти», стихотворений «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку…», «И вновь порывы юных лет…», «Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный…», «К Музе», «Анне Ахматовой», «Голос из хора», «Перед судом», циклов «Жизнь моего приятеля» и «Кармен»… Но все эти шедевры, появляясь, будут органично вписываться в третью книгу стихотворений. Пожалуй, и слагаться они будут с осознанным или неосознанным учетом уже состоявшейся блоковской книжной архитектуры.