Эрнест Джонс - Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

Фрейд прочел пять лекций на немецком языке, без каких-либо записей, в форме серьезной беседы, что произвело большое впечатление. Одна леди из аудитории очень хотела услышать его лекцию на сексуальные темы и умоляла меня попросить его об этом. Когда я передал ему ее просьбу, он ответил: «In Bezug auf die Sexualitat lasse ich mich weder abnoch zubringen». Это лучше звучит на немецком, но означает, что его так же тяжело притянуть к этой теме, как и оттянуть от нее.

Эти лекции опубликовывались с тех пор много раз. Их первоначальное восприятие было очень разноречивым. Послание, которое я передал Фрейду от декана университета в Торонто, никоим образом не являлось типичным: «Обычный читатель сделает вывод, что Фрейд выступает за свободную любовь, за отказ от всяких ограничений и за впадение вновь в первобытное состояние».

Особенно волнующим был момент на заключительных церемониях, когда Фрейд встал для того, чтобы поблагодарить университет за присуждение ему почетной степени доктора. И действительно, то, что ему оказывают такой почет после столь многих лет остракизма и презрения, походило на сон, и он явно был тронут, когда произносил первые слова своей небольшой речи: «Это первое официальное признание наших трудов».

Фрейд сам описал свою трогательную встречу с Уильямом Джемсом, который был в то время смертельно болен [115] * «Непреходящее впечатление произвела на меня также встреча с философом Уильямом Джемсом. Я не могу забыть маленькой сцены, когда он во время нашей прогулки вдруг остановился, передал мне свою сумку и попросил меня пройти вперед, сказав, что нагонит меня, как только справится с внезапным приступом грудной жабы. Через год он умер от болезни сердца; с тех пор я всегда желаю себе такого же бесстрашия перед лицом близкой кончины» (Автобиографический очерк). . Джемс, который хорошо знал немецкий, с большим интересом следил за лекциями. Он относился к нам очень дружески, и я никогда не забуду его прощальные слова, которые он произнес, положив руку на мое плечо: «Будущее психологии принадлежит вашей работе».

Стэнли Холл, основатель экспериментальной психологии в Америке и автор книги о юношестве, восторженно расхваливал и Фрейда, и Юнга. Вернувшись из Америки, Фрейд написал о нем Пфистеру: «Приятно представить себе, что где-то вдалеке, хотя сам ты об этом ничего и не слышал, живут порядочные люди, которые находят свой путь к нашим мыслям и стремлениям и которые, в конце концов, внезапно дают о себе знать. Именно это произошло у меня со Стэнли Холлом. Кто бы мог подумать, что где-то там в Америке, всего в часе езды от Бостона, живет респектабельный пожилой джентльмен, который с нетерпением ожидает выхода следующего номера „Jahrbuch “ который читает и понимает все, что там написано, и который, как он сам выразил это, „звонит о нас во все колокола“?» Вскоре после этого я предложил Холлу занять пост президента новой американской психопатологической ассоциации, которую я как раз основывал в то время, но его интерес к психоанализу оказался непродолжительным. Несколько лет спустя он стал одним из сторонников Адлера, известие об этом сильно огорчило Фрейда.

В эту поездку, однако, у Фрейда появился более постоянный друг. Им стал Дж. Дж. Патнем, профессор неврологии в Гарварде. Я ранее имел с ним длительные беседы, когда находился в Бостоне в качестве гостя Мортона Принса, и убедил его подвергнуть ревизии его начальные возражения против психоанализа. Для выдающегося человека, которому за шестьдесят, он обладал необычной непредубежденностью. Он единственный, кто на моей памяти признал при публичном выступлении, что ранее ошибался по некоторому вопросу. Собрание его трудов напечатано в первом томе в серии Международной психоаналитической библиотеки.

13 сентября Фрейд, Юнг и Ференци посетили Ниагарский водопад, который Фрейд нашел даже еще более грандиозным и величественным, чем он себе ранее представлял. Но, когда они находились в пещере ветров, у него испортилось настроение из-за того, что гид толкнул одного из посетителей в спину и выкрикнул: «Пусть этот пожилой джентльмен идет первым». Фрейд всегда был чувствителен к намекам на свой возраст. Кроме того, ему было тогда всего 53 года.

Затем они отправились в лагерь Патнема в горах Адирондак, где пробыли четыре дня. Фрейд послал жене длинное описание окрестностей и отдыха в хижинах среди дикой природы. Его наслаждение от этой поездки было до некоторой степени омрачено явно выраженным, хотя и мягким, приступом аппендицита. Он не упомянул о нем никому, не желая вызывать у гостеприимного хозяина какого-либо беспокойства или заставлять волноваться Ференци. Во всех других отношениях они весело провели там время, а Юнг оживлял их компанию, распевая немецкие песни.

Они приехали в Нью-Йорк вечером 19 сентября и отплыли на пароходе «Кайзер Вильгельм Великий» 21 сентября. На этот раз они попали в бури, бывающие во время равноденствия, и, хотя Фрейд не болел морской болезнью, пару вечеров он ложился спать в семь часов. Они достигли Бремена в полдень 29 сентября.

Несмотря на свою благодарность за дружеский прием, на признание его трудов и оказанные ему почести, у Фрейда осталось не очень благоприятное впечатление об Америке, и это его предубеждение никогда полностью не исчезло. Лишь после многих лет тесного контакта с американцами, посещающими Вену, его мнение об Америке чуть смягчилось. Он был настолько явно несправедлив в этом вопросе, что начинаешь искать некоего объяснения такого его отношения. Есть несколько поверхностных объяснений этому, но, как мы увидим позднее, за ними скрывалось нечто более фундаментальное, относящееся к его личности, что на самом деле не имело с самой Америкой ничего общего. Сам Фрейд очень неубедительно приписывал свою неприязнь к Америке длительному расстройству желудка, вызванному американской кухней. Однако он страдал этим большую часть своей жизни за много лет до своей поездки в Америку и много лет после нее. Доля истины заключалась в том, что во время пребывания в Америке он постоянно страдал от рецедивов аппендикулярной боли, которая, во всяком случае, мешала его наслаждению этим великим событием. Кроме того, его беспокоила предстательная железа. Это было болезненно и расстраивало его; конечно, это являлось результатом просчетов в подготовке его встречи американцами. Я вспоминаю, как он жаловался на малое количество, недоступность удобных мест и отсутствие времени для отдыха. В течение нескольких лет Фрейд приписывал многие из своих физических недомоганий визиту в Америку. Он даже пошел в этом настолько далеко, что сказал мне, что его почерк ухудшился со времени поездки в Америку.