Виктор Степанов - Юрий Гагарин

— Как живете-бываете?

А сам все в окно, в окно — на пустырь, на заснеженную луговицу: теперь бы, пожалуй, и он посадил бы сюда свой Як-18.

Дома только неделю-другую, а нет места, нет покоя душе.

— Мама, я уеду, пожалуй, пораньше.

— Почему так, сынок. Что, не понравилось?

И дрогнули краешки губ, догадалась, к чему он клонил.

— Как зовут-то ее?

— Валя. Горячева Валя… Может, будет Гагарина.

— Смотри, сынок, сам не спеши. Если решил, то уже навсегда. Только так.

И все-таки тень материнской ревности по лицу: вырос, совсем вырос и улетает из родного гнезда.

Как все же медленно едут! В Оренбурге с поезда прямо к Горячевым. А Валя словно ждала. Да она и вправду чуяла сердцем.

— Ты что, раньше срока?

Но улыбка ее выдает. Загораются карие спелые вишенки.

В училище со всех сторон выстреливают одним и тем же вопросом:

— Гагарин, вам что, надоело дома?

Обороняется стойко:

— Соскучился по курсантской каше! — И в библиотеку за книгами. Через несколько дней снова привычный военный быт. Он не зря торопился — выпуск 57-го года начинал переучиваться на самолет МиГ-15. Гагарин попал в экипаж старшего лейтенанта Анатолия Григорьевича Колосова. Изучали материальную часть реактивных двигателей, знакомились с основами газовой динамики, познавали законы скоростного полета.

Новая летная программа давалась Юрию не без труда. Один из преподавателей был немало удивлен, когда однажды, войдя в класс, увидел расходящиеся во все стороны струйки табачного дыма. У стола стоял Юрий Гагарин с зажженной папиросой и небольшим агрегатом двигателя в руках.

— Что это значит? — строго спросил он курсанта. Юрий покраснел с досадой, что его оторвали от интересного эксперимента, проговорил:

— Разрешите доложить, товарищ подполковник! Я изучаю топливный насос двигателя. Здесь столько насверлено каналов, что приходится действовать таким способом: в одно отверстие дунешь, и сразу видно, откуда выходит дым…

Курсанты с любопытством, явно принимая сторону Юрия, проявившего смекалку, ждали, чем кончится этот непростой диалог.

— Ну вот что, курсант Гагарин, — нашелся преподаватель, про себя оценив находчивость, — если вы уж изобрели такой способ изучения предмета, то в следующий раз отправляйтесь вместе с топливным насосом в курилку.

Прощенный, но не побежденный Юрий сел на свое место.

«Гагарину вообще было свойственно любой ценой докопаться до истины, разобраться в каверзном вопросе, — вспоминает подполковник А. А. Резников. — Над его дотошностью курсанты даже подшучивали. И вместе с тем он вовсе не был похож на зубрилку или сухаря, старающегося во что бы то ни стало выцарапать пятерку. Он любил и понимал шутку, а неудачи и промахи переносил с удивительной стойкостью».

Впрочем, мудрствования не всегда помогали. Однажды Юрий получил тройку по реактивным двигателям. По установленному порядку с такой оценкой курсантов не допускали к учебным полетам. Троечник бегал за преподавателями, упрашивал «еще разочек» проэкзаменовать, авось повезет или кто-нибудь сжалится. Но Юрий не пошел на поклон, не стал рассчитывать на случайность, а снова засел за учебники и корпел над ними до тех пор, пока преподаватель сам предложил исправить оценку. Экзамен был сдан на «отлично».

Но вот и долгожданный день первых полетов на МиГах. Юрий любовался: «Как красиво выглядели они с поблескивающими на солнце, круто отброшенными к хвосту стреловидными крыльями! Гармонии гордых и смелых линий этих самолетов могли бы позавидовать архитекторы…»

Стреловидность? Это уже близко к ракете. Это как бы ее птенец. До курсантов уже дошла легенда, как конструктор Артем Иванович Микоян нашел простой и впечатляющий выход, чтобы наращивать скорость. Проведя рукой сверху вниз, сначала по вертикали, затем чуть наискось, он спросил: «Как легче хлеб резать?» — «С наклоном», — ответили несколько озадачепные коллеги. «Вот поставим стреловидное крыло, — сказал Артем Иванович, — и будем резать с наклоном, только не хлеб, а воздух!»

Знаменитый теперь уже на весь мир МиГ-15, блестя обшивкой, словно отшлифованный облаками, ждал Юрия.

— Ну что, поехали? — добродушно и вместе с тем со сдержанностью в движениях, понимая, как важен этот час для курсанта, проговорил Колосов, приглашая в кабину Юрия.

— Есть пламя! — с лихостью крикнул техник.

Юрий впаялся в кресло, затаил дыхание, когда машина стремительно начала разбегаться по взлетной полосе. Он не успел оглядеться, а высотомер уже показывал пять тысяч метров. «Это тебе не Як-18, — подумал Юрий, — как же летать на такой машине с большим радиусом действия, на головокружительной высоте, с невиданной скоростью?» Колосов проделал несколько пилотажных фигур и неожиданно приказал:

— Возьмите управление.

Юрий взялся за ручку и почувствовал сопротивление — машина еще не совсем его слушалась, словно старалась внушить, что управлять собою она разрешит только опытному, смелому человеку. Юрий понял, как много еще надо было учиться.

Полеты, полеты, полеты: провозные, вывозные, контрольные, пока летчик-инструктор окончательно не уверился в знаниях и способностях пытливого, настойчивого курсанта.

Из рук в руки передал капитан Колосов Юрия Гагарина майору Ядкару Акбулатову — для обучения приемам воздушного боя. Высший пилотаж, маршрутные полеты, стрельбы… Юрий нащупывал главное: начиная «бой», нужно сразу навязывать «противнику» свою инициативу. Это подтверждает его наставник:

«Помню, однажды мы вылетели в паре с ним на задание. Гагарин в порядке отработки командирских навыков шел ведущим, а я — ведомым. В роли командира выступал он впервые. Однако молодой летчик искусно строил маневр, зрело принимал решения. И у меня, имевшего к тому времени определенный опыт летной и инструкторской практики, невольно возникла мысль: «А неплохо бы иметь такого напарника в настоящем бою».

Когда это случилось? Кажется, в июне? Да-да, во время учебно-тренировочных полетов. Юрий вел свой самолет легко, свободно им управляя, радуясь, что машина послушно подчинялась ему. Не терпелось сделать вираж покруче, выйти на вертикаль, но он сдерживал себя — не только инструкции, теперь и личный опыт не позволяли поддаться озорству. Выполнив упражнения, он вернулся на аэродром, вошел в круг и повел самолет на посадку. Разворот был плавным, как будто серебряным перышком Юрий выписывал на глади неба изящный автограф — так он был слит с самолетом. И вдруг машину встряхнуло. Кто-то словно ударил чем-то невидимым. На мгновение Юрий как бы ослеп, а когда очнулся, на фюзеляже и крыльях увидел красные пятна. Кровь? Откуда? Столкновение с птицей?

Юрий выровнял самолет, восстановил высоту и доложил руководителю полетов о происшествии. Он уже шел на посадку, а машина, как живая, будто испугавшись нежданного нападения, перестала ему подчиняться.