Ролан Быков - Я побит - начну сначала!

Как же оставить метраж утвержденным, что потом убрать? (Как быть?)

Вульман должен поручить Грише или Марику отвезти картину: ул. Горького, д. 4, на своей машине или на машине Мукасея. Стоп! Все по порядку!

1. Метражно — подготовить так, чтобы можно было привести к сданному метражу.

2. До печати копии Мукасею и Смедовичу обеспечить отсутствие возможности просмотра.

3. Вообще на это время уехать.

4. Техническая комиссия. (Когда?) Просмотр Чаадаевым вечером во вторник. (Если не удастся сделать)

5. Важно точно рассчитать метраж.

6. Написать письмо Ермашу, завезти утром. Написать копию Алиеву. Заехать к Алиеву и к Ермашу. Зайти к Сизову.

(Как успеть озвучить?) Возможно сделать и иначе.

(Тут опасность того, что я могу быть обвинен как действующий не теми методами.)

Финал — перезаписывать так, как есть. Сдача. В понедельник:

1. Я еду к Ермашу с письмом к 8.45 утра (такси к 8.15).

2. От Ермаша к Алиеву (или наоборот по приходе на работу).

3. Если не удастся — операция «Гриша» [107] Переклейка планов дома у Гриши. .

4. Картина может быть показана на техкомиссии (14.00) — помощникам.

5. Давайте напечатаем на одной копии. (Перезапись не имеет значения.)

Только пролог убрать нельзя. (Получится, что я вообще не выполнил замечаний.)

Сдавать с прологом или без?

Обязуюсь не выйти за метраж 3400 метров и прошу сохранить пролог.

09.12.83 г.

Надо обязательно, пока жив Ермолинский (а вдруг он умер), поговорить с ним. Но Милка Голубкина, кажется, что-то говорила... Хорошо бы узнать о «Собачьем сердце», хорошо бы узнать, что он издал, есть ли материал о Булгакове, которых он не смог или не захотел напечатать. Очень бы хотелось собрать фотографии Булгакова и всех окружавших его людей. Неужели ничего не известно о его первой жене?

Завтра (нынче сегодня) надо доделать финал. Не спал всю ночь, читал о Булгакове: очень ермолинская запись — очень его беспокоит щепетильная сторона дела. Он очень деликатен, очень, об этом пишет и Крымова, но его щепетильность иногда столь самонадеянна, что за него делается неловко. Мог бы меньше бояться, что загородит Булгакова.

Стоит записать все перипетии, связанные с «Чучелом», — фантасмагория, да и только! Не знаю, чем кончится, но надо всем витает некий дух. Логика происходяшиего вышла из подчинения и у них, и у меня. Все происходит как бы само собой. Никак не могу поверить, что будет премьера и будет фильм, но самое интересное, что будет!

В Испанию пока не еду. Со здоровьем плохо. Легкие, кажется, никогда не очистятся. Болят зубы. Все время плохо с сердцем.

Что-то важное происходит вообще! Что-то важное, не такое, как всегда!

Странно! Очень странно и ново!

15.12.83 г.

13.12 — закончил 13-ю часть. Переклеивал кадрики, что, в общем, ничего не меняло, уничтожая огрехи, оставляя сами грехи; собственно, дожимал старое решение — иного нет и на иное не решился. В тот же день вылетел, вернее, выехал в Смоленск, на два концерта. Приехал утром в Москву, а в 20.00 уже вылетел в Оренбург — оттуда на машине (ночью) в Орск (там еще 10 концертов). Пытаюсь залатать раны в бюджете: ремонт, шуба, подарки, книги — все это растрясло все мои «сбережения» и я в долгах. Одной-двумя поездками не отделаюсь — тут придется поработать. Но вернемся к тем баранам, которые уже пошли на шашлыки.

1. Картина принята в 3432 метра.

2. Картина принята с потерей полутора кадров («крест» и наезд на прачку).

3. Наконец разрешили вставить конец 1-й части и «Чучело», часть вторая.

4. 28.01.84 г. — назначена премьера в Доме кино (в Москве).

5. 26.01.84 г. — предполагается премьера в ЦДРИ.

6. В акте о приемке остается 1 серия.

Н.Т. Сизов угрожал Быкову, что он как директор студии запретит пускать его на «Мосфильм» и, если он сам не хочет сократить картину (что будет лучше), это сделают за него другие. На это Быков сказал: «Вас, очевидно, Николай Трофимович, дезориентирует мое скромное звание заслуженного артиста. Вы меня поставили куда-то в конец очереди. Но я там не стою. И картину защитить сумею. А в монтажную никто ко мне не войдет. Приказ ваш о моем недопущении стоит недорого, десятка. Я заплачу. А если кто-то войдет в монтажную - убью. И говорю заранее - чем. Монтажным прессом». (Пресс для склейки пленки - довольно тяжелая вещь.) Когда последний раз Быков был вместе с Н. Сизовым у Ф.Т. Ермаша - председателя Госкино СССР, то, пытаясь быть более демократичным, Филипп Тимофеевич в разговоре, нажимая на Быкова, подпускал матерок, а Быков в «пылу» как аргумент стал подпускать его тоже. Когда вышли от Ермаша, Быков сказал Сизову: «Как-то я в пылу перебрал». На что Сизов сказал: «Нет, почему, все нормально. У тебя были аргументы». Понять этих людей можно, их партбилеты лежали в Московском городском комитете партии, которым руководил член Политбюро В.В. Гришин, который сказал: «Не хотел бы я, чтобы картину увидел мой внук». Но ради этого убивать картину Быков не согласился. Пришлось писать письмо Андропову. Это письмо, короткое и ясное, смысл которого заключался в том, что картина нужна государству и защитить ее может только государство, Юрию Владимировичу передал его первый помощник - генерал Шарапов. Ю.В. Андропов, лежа в больнице ЦКБ, сказал: «Надо помочь Быкову». Дальше действовал Шарапов. В день премьеры за несколько часов мы примчались в Дом кино, прошел слух об отмене премьеры. Все в порядке - афиша висит. Премьера была в двух залах. Шарапов пришел с помощником К. Черненко - Л. Печеневым. Они смотрели картину в Белом зале. Когда не стало вскоре Андропова и жизнь «Чучела» была на волоске, Печенев стал помогать (Черненко ненадолго встал во главе государства). А дальше она сама завоевывала пространство.

Никто не понимает Ни Солнца, ни Луны, Кино теперь снимают, Как на людях штаны.

Из разговоров по дороге в Орск

— Г... он такой: то широкий, то жадный.

Во время войны на фронте издавалась газета «Моему сыну» — там писалось о том, как идет война, как воюют... Эти листки отцы посылали домой.

В первый день войны был взят в плен кайзеровский полковник:

— Неужели вы думаете, что вы победите? — спросили полковника.

— Победим мы вряд ли, — ответил тот, — но воевать вас научим.

— Все говорят: надо бегать. Ну что ж, стал бегать. Бежал, бежал, гляжу — первый в очереди.

Был ливень. Солдат кормили. «Хороша каша!» — «У меня был суп!» — «Ты что?» — Выяснилось: он ходил обедать к немцам и никто, включая его самого, этого не заметил. А у немцев был суп.

Вопрос к пьяному (у него десятилетний сын): — Сын пьет?... — И на очередную рюмку: — Оставь ребенку! (Действовало!)

Я этим годом отомстил Другим годам ушедшим, Мой этот год в себя вместил День с миром сумасшедшим. Мой этот год зачтется мне На том далеком свете, Где в затемненной тишине Идут с молитвой дети!