Евгений Кобелев - Хо Ши Мин

Мысль организовать политическую работу среди вьетнамских эмигрантов в Сиаме пришла Нгуену, а это, конечно же, был он, еще в Кантоне. По его инициативе Товарищество регулярно направляло своих людей и печатные материалы на северо-восток Сиама, где проживало в те времена около 20 тысяч вьетнамцев. Среди них имелись старожилы — потомки первых вьетнамских католиков. Еще в начале XIX века они впали в немилость у императоров Минь Манга и Ты Дыка как прислужники белых пришельцев и вынуждены были бежать в Сиам. Основная же масса эмигрантов покинула родину в годы первой мировой войны, спасаясь от набора во французскую армию и от голода. Были, однако, и такие, кто появился в Сиаме совсем недавно. Это участники различных патриотических движений, уцелевшие после разгрома их французами. Они больше всех рвались на родину, рассматривали Сиам как временное пристанище, не помышляя ни о какой революционной работе среди своих соотечественников. Только с возникновением Товарищества в сонную заводь вьетнамских поселений стали постепенно проникать отголоски бурных событий, происходивших на родине и в Южном Китае. В 1926 году активисты Товарищества создали в Сиаме общество вьетнамских эмигрантов «Тхан ай» — «Дружба», а вскоре его отделения открылись в провинциях Удон, Нонкай, Саконнакон, Накониханом, Мукдахан.

Еще в апреле 1927 года, когда стало ясно, что из Китая придется уехать, Нгуен подумывал о том, чтобы перебраться в Сиам.

Из рассказов членов Товарищества, побывавших там, он знал, что в этой стране довольно широкое поле для агитационной работы среди вьетнамцев, к тому же местные власти особых препятствий вьетнамским патриотам не чинили.

В Москве он находился недолго. Уже в декабре 1927 года отправился в Брюссель, где принял участие в сессии Генерального совета Антиимпериалистической лиги. Лига была создана в феврале того же года на международном конгрессе. Она стала первой широкой антиимпериалистической организацией единого фронта международного рабочего класса, прогрессивной интеллигенции капиталистических стран и представителей народов колониальных и зависимых стран Азии, Африки и Латинской Америки. В ее деятельности принимали участие вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин, Альберт Эйнштейн, Ромен Роллан, Джавахарлал Неру, Сэн Катаяма, Анри Барбюс и другие видные деятели.

По окончании сессии Генсовета лиги Нгуен посетил Францию, Швейцарию, Италию и из Неаполя на японском судне отправился в далекий Сиам.

Центром вьетнамской эмиграции в Сиаме в те годы была провинция Удон, где членам Товарищества удалось создать довольно крупную низовую организацию. Однако в первые же дни по приезде туда Нгуен убедился, что работа в ней поставлена из рук вон плохо. Среди активистов преобладали настроения пессимизма, поддерживаемые мрачными вестями о жестоком терроре, царившем на родине.

Хотя некоторые члены Товарищества уже долгое время жили в Сиаме, они не стремились к контактам с местным населением, не знали ни сиамского языка, ни местных обычаев. На первом же общем собрании членов организации Нгуен подверг резкой критике эти недостатки и призвал добиваться расширения и укрепления рядов общества «Тхан ай», готовить и здесь, в Сиаме, кадры для будущей революции, которые могли бы по ее первому зову вернуться на родину. Наконец, не забывать и о политической работе с местным населением, чтобы сиамские трудящиеся прониклись симпатией к борьбе вьетнамского народа против колонизаторов.

Как-то после собрания один товарищ посетовал на бесперспективность революционной работы среди эмигрантов:

— Побывал я у переправы в Мукдахане, где живет тридцать вьетнамских семей. Женщины на базаре ругаются громче всех. Мужчины после работы напиваются как свиньи и до одури режутся в карты, а потом идут замаливать грехи в храм святого Чана. Молодые парни тоже не уступают старшим, только выпивка да девчонки на уме. Как можно среди таких никчемных людишек вести революционную пропаганду? Прошу вас, поручите мне другое дело.

— Ты, судя по всему, читал книги, да забыл, о чем в них говорится, — в сердцах отвечал Нгуен. — На то мы и революционеры, чтобы идти в массы, жить среди них, поднимать их сознательность и вовлекать в революцию. Если бы все люди рождались идеальными, имели образование, сами себя агитировали, тогда в политических работниках не было бы никакой нужды. Даже на хорошем нефрите и то есть пятна. К тому же ты забываешь, что эти «никчемные» люди — наши соотечественники, лишенные родины и страдающие от этого. Вот тебе задание: поезжай обратно, выбери самую трудную семью, поселись в ней и добейся, чтобы тебя там полюбили, как брата, и поверили в нашу революцию. Только так ты исполнишь свой долг революционера.

Диапазон деятельности Нгуена был весьма многообразен. Он наладил регулярное издание газеты — органа общества «Тхан ай», увеличил, насколько возможно, ее тираж. Добился у сиамских властей разрешения на открытие школ для детей вьетнамских эмигрантов с обучением на родном языке. Первая такая школа открылась в Удоне. Строили ее всем миром; вместе с другими членами Товарищества Нгуен несколько дней работал на стройке, таская на коромысле кирпичи.

Хотя значительная часть эмигрантов поклонялась «святому Чану» и дэн этого святого — маленький буддийский храм под черепичной крышей — почти никогда не бывал пуст, Нгуен, порасспросив верующих, убедился, что мало кто из них знает о славных деяниях «святого Чана» — великого полководца древности Чан Хынг Дао, который дважды нанес сокрушительное поражение полчищам китайско-монгольской династии Юань, вторгавшимся во Вьетнам в XIII веке. Нгуен написал патриотическую поэму «Песнь о Чан Хынг Дао», и с тех пор ее напевные четверостишия поклонники «святого Чана» хором декламировали во время службы в храме.

Нгуен мало задерживался на одном месте и за год пребывания в Сиаме исколесил всю северо-восточную часть страны. Впрочем, слово «исколесил» здесь мало подходит, так как чаще приходилось преодолевать большие расстояния пешком. Отправляясь в дорогу, Нгуен и его друзья брали с собой легкие, пружинящие коромысла с низко подвешенными плетеными корзинами, на которые укладывали одежду и запас пищи на десять дней. Ходили обычно босиком по горным и лесным тропам; корзины с тяжелой кладью качались из стороны в сторону; ноги скользили по камням. Именно в Сиаме Нгуен стал заправским ходоком. О нем рассказывали, что путь от Удона до Саванга протяженностью в 70 километров он покрывал всего за одни сутки. Искусство преодолевать пешком большие расстояния очень пригодилось ему в будущем на родине — в годы партизанской борьбы и войны Сопротивления, не раз спасая в опаснейших ситуациях.