Евгений Кобелев - Хо Ши Мин

В тот же день я отправил на Север телеграмму: «В двадцати одной провинции, через которые мы проехали, власть в наших руках. В Намбо в основном все идет как надо».

Ханой телеграфировал в ответ: «Провозглашение независимости 2 сентября».

Итак, всего за 12 дней национально-освободительная революция, которой руководила КПИК, насчитывавшая тогда едва 5 тысяч членов, одержала победу в масштабе всего Вьетнама. Колониальное господство, которое более 80 лет силой навязывалось вьетнамскому народу, и монархический строй, существовавший тысячелетия, были в считанные дни сметены ураганом народного гнева.

Сразу же после победы революции в Ханое Постоянное бюро ЦК КПИК поручило Ле Дык Тхо (ныне член Политбюро, секретарь ЦК КПВ) отправиться в партизанскую зону и сопровождать Хо Ши Мина на его пути в столицу. Для охраны председателя НКО на пути его следования была вызвана в Танчао наиболее отличившаяся в боях рота Армии освобождения. Дорога заняла много времени: плыли на джонках вниз по реке, шли пешком через джунгли. На некоторых участках приходилось нести Хо Ши Мина на носилках — настолько он еще был слаб после жестоких приступов лихорадки.

26 августа Хо Ши Мина и сопровождавших его лиц встретили в деревне Га в окрестностях Ханоя члены Комитета восстания. Они обратили внимание, что Хо Ши Мин выглядел уже гораздо лучше, чем на конгрессе в Танчао. Спустившись с гор, он преобразился и внешне, став типичным крестьянином дельты, в коричневых домотканых рубахе и штанах, выкрашенных отваром кунау — дикого лука.

Крепко обнявшись со всеми, он, радостно улыбаясь, воскликнул:

— Вид у вас прямо-таки геройский, товарищи победители!

Те наперебой принялись рассказывать, как прошло восстание в Ханое и в других районах. Глаза Хо Ши Мина сияли, но слушал он молча, ничем не выдавая своего радостного волнения. Только когда ему сказали, что Постоянное бюро ЦК партии считает необходимым как можно скорее провести церемонию представления народу Временного правительства, которым согласно решению конгресса в Танчао автоматически становится Комитет национального освобождения, Хо Ши Мин удивленно и с какой-то застенчивой улыбкой воскликнул:

— Это что же, выходит, я уже глава правительства?

И вот Хо Ши Мин впервые в своей жизни в столице родины — украшенном бессчетным количеством красных флагов и транспарантов, захлестываемом волнами необычайного революционного энтузиазма древнем Ханое. Чтобы преодолеть расстояние в 300 километров, отделяющее его родную деревню Лотосов от города Взлетающего дракона, как звали Ханой в старину, он вынужден был потратить более трети века и исколесить чуть ли не весь мир.

Странное зрелище представлял Ханой еще несколько дней назад. То тут, то там на его улицах валились трупы умерших от голода людей. Их вывозили на повозках для уборки мусора за город и сбрасывали там в общие ямы. А на смену умершим из окрестных деревень тянулись в город новые толпы голодных крестьян. Словно живые скелеты, оборванные, с горячечным, голодным блеском в глазах, они напоминали призраков. Иногда стоило лишь тронуть такого пришельца за руку, как он падал на землю, чтобы никогда уже не подняться.

Голод усугубился стихийным бедствием. В августе уровень воды в Красной реке поднялся до критической отметки. На многих участках бурая от ила вода прорвала дамбы, которые давно уже пришли в негодное состояние. Шесть провинций дельты — житницы севера страны — оказались под водой. В этих районах вовсю свирепствовала холера.

Ханой агонизировал. Повылезавшие откуда-то из неведомых щелей и нор авантюристы разных мастей устраивали уличные шествия и горланили лозунги во славу Страны восходящего солнца. Но город их не слушал, он был занят другим. Повсюду — в тесных переулках, на тенистых бульварах под пышными кронами платанов, вокруг озера Возвращенного меча, особенно на грязных, узких улицах древней части города — царствовал черный рынок, где, казалось, можно было купить и продать все, что угодно. Воры и грабители орудовали в открытую, среди бела дня. Заменившие французских жандармов японские полицейские с длинными самурайскими мечами нередко прямо на улице избивали то ли грабителей, попавшихся с поличным, то ли случайных безвинных людей…

И вот очистительной грозой пронеслась революция.

Всего лишь за несколько дней страшные следы голода, эпидемий, террора почти исчезли с улиц столицы. Жители города добровольно взялись за установление революционного порядка. Прекратились грабежи, разбой, куда-то подевались даже нищие, толпами просившие на улицах подаяния.

Под покровом темноты Хо Ши Мина и сопровождавших его лиц провели к двухэтажному дому № 48 по улице Хангнганг, где размещалась хорошо законспирированная партийная явка. Это был район знаменитых 36 самых древних улиц Ханоя, замечательно описанных мастерским пером одного из основоположников романтического течения во вьетнамской литературе, Тхать Ламом. Соседям хозяева дома сказали, что к ним приехали погостить родственники из деревни. «Родственники» — в домотканых крестьянских одеждах, с бородами и усами — и в самом деле напоминали деревенских кулао — почтенных стариков. Хотя революция уже победила, обстановка оставалась неспокойной, поэтому принятые меры предосторожности не были излишними.

На следующий день произошло то, чего все давно опасались. В Ханое появились первые подразделения чанкайшистских войск. Стоя на балконе дома, Хо Ши Мин и его товарищи с тревогой смотрели на маршировавших по улицам китайцев. Пресловутая операция «Хуа цзюнь цзинь Юэ» началась. И началась она с благословения англо-американских союзников. Еще накануне Тегеранской конференции, в ноябре 1943 года, Чан Кайши при встрече с Рузвельтом сказал, что, по его мнению, Индокитай «не готов к самоуправлению», и дал понять, что Чунцин мог бы взять на себя миссию «наведения порядка» в этом районе в случае поражения Японии. В ходе Потсдамской конференции англо-американские союзники договорились между собой, что во Вьетнаме японцев будут разоружать к югу от 16-й — параллели англичане, а к северу от нее — чанкайшисты. Франция была отстранена от этой акции, а позиция самого Вьетнама, разумеется, не принималась в расчет.

Однако и бывшие хозяева Индокитая не теряли времени даром. Чанкайшистские войска еще не успели пересечь вьетнамскую границу, а в Ханое, оккупировав самую фешенебельную гостиницу «Метрополь», появилось большое число французских офицеров, прибывших из Китая, Цейлона, Мадагаскара — отовсюду, где их застал приказ до Голля, отданный накануне капитуляции Японии, — любыми путями добираться до Индокитая и готовить базу для реванша и восстановления французских позиций.