Юрий Сенин - Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?

Как видно из текста, рассказ Медведева выглядит убедительно и совсем не похож на какой-то художественный вымысел. Вряд ли молодой парень из крестьян, волею случая ставший начальником охраны Царской семьи, смог бы придумать такие живописные подробности, как, например, подушки в руках у дам, или то, что Александра Федоровна попросила принести стулья.

Это рассказ свидетеля, который действительно видел то, о чем рассказывал.

Вопрос о том, можно ли строить обвинение в убийстве только на основании показаний обвиняемого, оставим пока в стороне, поскольку этот вопрос касается только юриспруденции и должен быть рассмотрен на суде, которого, как известно не было.

Отметим только некоторые странности в стенограмме этого допроса. С одной стороны, П. Медведев вроде бы рассказывает искренне, а с другой — он не помнит фамилии тех охранников, которых он расставлял в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Но когда следователь говорит, что по его данным у пулемета, рядом с комнатой, в которой происходил расстрел, находился А. Стрекотин, Медведев тут же вспоминает, что действительно фамилия этого охранника была Стрекотин. Медведев не помнит фамилию помощника коменданта, с которым он общался свыше двух недель, но когда следователь говорит, что его фамилия — Никулин, Медведев тут же вспоминает и подтверждает это, но когда следователь предъявляет ему фотографию группы чекистов и просит указать на ней Никулина, Медведев уверенно показывает на… Сахарова, хотя на этом же допросе он утверждает, что Сахарова он хорошо знает. Кстати, именно в этот момент родилась ошибка, переносимая различными писателями из книги в книгу, начиная от Дитерихса и кончая Радзинским, называющих Никулина «пулеметчиком».

«Пулеметчиком» называли Сахарова, но не за то, что он любил расстреливать арестованных из пулемета, а потому, что он ходил обвешенный пулеметными лентами.

Из протокола допроса П.С. Медведева следует, что Николай Александрович и его сын были одеты в гимнастерки, на головах у обоих были одеты фуражки. Государыня и дочери были без верхней одежды, с непокрытыми головами.

У Царской семьи были какие-то драгоценности, снятые с трупов после расстрела. В своих воспоминаниях другой участник описываемых событий, чекист М.А. Медведев, участие которого Павел Медведев скрыл, значительно позже, в 1954 году, уточнил, что это были бриллиантовые брошки, жемчужные ожерелья, обручальные кольца, алмазные булавки, золотые карманные часы Николая II и доктора Боткина и другие предметы.

В руках у великих княжон были подушечки, у Демидовой (по уточнению М.А. Медведева) были даже две подушки.

Сказано немного, но есть над чем подумать, особенно, если сопоставить данные, полученные при допросе П. Медведева следователем Сергеевым, и данные, полученные другими следователями, работавшими по этому делу.

Во-первых: подушки в руках великих княжон и две подушки в руках у Демидовой. Вряд ли они рассчитывали, что там, куда их ведут в два часа ночи, им удастся выспаться.

Более вероятным кажется предположение: они ожидали, что их повезут куда-то из дома Ипатьева на не слишком удобном для сидения транспорте (возможно, они видели или слышали подъехавший грузовик), и подушки собирались использовать для создания минимума комфорта при поездке). В этом случае объясняется наличие двух подушек у Демидовой — одна предназначалась для Александры Федоровны. В пользу этого предположения говорит и наличие фуражек на головах Николая Александровича и его сына.

Во-вторых: отсутствие головных уборов у женщин. По различным воспоминаниям известно, что Александра Федоровна никогда не выходила на улицу без шляпы и зонта. Что же заставило ее изменить этой привычке в два часа ночи, причем не известно было — когда повезут, куда повезут и зачем? К тому же в шляпах трех великих княжон, оставленных ими наверху, были драгоценности, зашитые еще при переезде из Тобольска.

В-третьих: следователь Соколов, сменивший следователя Сергеева, обнаружил в кострище остатки от синих дорожных костюмов. Позже, при допросе А.А. Теглевой, он установил, что эти костюмы застегивались поясом с двумя бархатными пуговицами, в которые были зашиты бриллианты. Следователь Наметкин, обнаружил распоротую бархатную пуговицу в комнатах на верхнем этаже, а не в костре.

Благодаря многочисленным современным публикациям можно восстановить историю этой распоротой бархатной пуговицы.

Рассказ о найденном в комнатах на верхнем этаже поясе с черными бархатными пуговицами содержится в воспоминаниях одного из охранников, участвовавших в разборе вещей Царской семьи, В.Н. Нетребина: «Один из товарищей, просматривая нательное белье, предназначенное и принадлежащее бывшим княжнам, со смехом тряс таковое. В белье он нашел пояс из черного бархата. Этот пояс был обшит пуговицами, тоже из черного бархата, но имеющий в середине что-то твердое, наподобие дерева… Через некоторое время товарищ, кинувший пояс, снова поднял его и разорвал на одной из пуговиц бархат. Вместо мнимого дерева оттуда сиял бриллиант. Мы все стояли как вкопанные, пораженные неожиданным раскрытием этих дьявольских хитростей».

Из протокола допроса судебным следователем по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А. Соколовым в г. Екатеринбурге Марии Густавовны Тутельберг, камер-юнгферы при ее Величестве Государыне Императрицы Александры Федоровны от 23–27 июля 1919 года:

«…Я должна сказать, что с драгоценными вещами мы поступили, когда мы все с детьми уезжали из Тобольска, таким образом. Мы бриллианты и большую часть жемчугов пришили вместо пуговиц к костюмам трех княжон — Ольги Николаевны, Татьяны Николаевны и Анастасии Николаевны. Костюмы эти были из шерстяной материи. Один костюм был серого цвета (материя «фантазия»), другой синего (шевиот) и третий — черного (также шевиот). Это были летние костюмы, в которых можно было ехать в дорогу. Затем были зашиты бриллианты в черную бархатную шляпу Ольги Николаевны и в синюю шляпу (не знаю, из какой материи) Татьяны Николаевны. Не знаю, были ли зашиты бриллианты в шляпу Анастасии Николаевны. Также бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды были зашиты в лифчики Татьяны Николаевны и Анастасии Николаевны. Ольга же Николаевна надела на себя несколько ниток жемчугов…. Сама я драгоценностей не зашивала никогда. Я только передавала драгоценности Ее Величества Теглевой и Эргсберг, а они зашивали их».

Из протокола допроса судебным следователем по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А. Соколовым в г. Екатеринбурге Александры Александровны Теглевой, няни при детях, от 5–6 июля 1919 года: «… Мы взяли несколько лифчиков из толстого полотна. Мы положили драгоценности в вату, и эту вату мы покрыли двумя лифчиками, а затем эти лифчики сшили. Таким образом, драгоценности, значит, были зашиты между двумя лифчиками, а сами они были с обеих сторон закрыты ватой. В двух парах лифчиков были зашиты драгоценности Императрицы. В одном из таких парных лифчиков было 4,5 фунта драгоценностей вместе с лифчиком и ватой. В другом было столько же весу. Один надела на себя Татьяна Николаевна, другой — Анастасия Николаевна. Здесь были зашиты бриллианты, изумруды, аметисты. Драгоценности Княжон были, таким образом, зашиты в двойной лифчик, и его (не знаю, сколько в нем было весу) надела на себя Ольга Николаевна. Кроме того, Они под блузки на тело надели много жемчугов. Зашили мы драгоценности еще в шляпы всех Княжон между подкладкой и бархатом (шляпы были черные бархатные). Из драгоценностей этого рода я помню большую жемчужную нитку и брошь с большим сапфиром (не помню, кабошон или нет) и бриллиантами. У Княжон были верхние синие костюмы из шевиота. На этих костюмах (летних, в которых они и поехали) пуговиц не было, а были кушаки и на каждом кушаке по две пуговицы. Вот эти пуговицы мы отпороли и вместо пуговиц вшили драгоценности, кажется, бриллианты, обернув их сначала ватой, а потом черным шелком. Кроме того, у Княжон были еще серые костюмы из английского трико с черными полосками; это были осенние костюмы, которые Они носили и летом в плохую погоду. Мы отпороли на них пуговицы и также пришили драгоценности, так же обернув их ватой и черным шелком».