Михаил Лямин - Четыре года в шинелях

- Полк, слушай команду, - приказал застывшим в безмолвии солдатам начальник штаба полка Кусяк. - За смерть командира каждому истребить за сутки по два гитлеровца. Шагать маршем, врываться в деревни с ходу. Кровь за кровь. Смерть немецким оккупантам!

- Смерть! Смерть! Смерть! - ответили сотни людей.

И опять ожил, заклокотал ударный стрелковый полк. Опять повел за собой дивизию. На Полоцк, в глубину многострадальной Белоруссии.

Пришла зима

Идет октябрь. Шагаем с толковым и умным риском. Ведем бои с заслонами, засадами, за деревни и большаки, за небольшие переправы, ловим и уничтожаем банды немцев в своем тылу. Все роты и батальоны заразились боями на окружение. Берем очень мало пленных, не встречаем капитуляции.

Впереди, как всегда, пехотные и артиллерийские разведчики с рацией. Превосходно навострились вызывать огонь на себя из деревенских погребов. Автоматчики умело прочесывают леса. Пулеметчики с марша бьют по опушкам и крутым берегам рек. Пехота помогает артиллеристам переправлять на руках пушки по тонкому, еще не окрепшему льду. За первым эшелоном трусит, не останавливаясь, второй.

Ему тоже достается. Отставшие группы немецких солдат из глубинных лесных гарнизонов то и дело наталкиваются на наши тылы. Завязываются короткие схватки. В них принимают участие выходящие из лесов партизаны.

Уже несколько боев провел хозвзвод Романа Ивановича Лекомцева. Не отдал фрицам ни сухаря, ни фляжки водки. Лейтенант злой.

- Сволочи, - цедит сквозь зубы всегда уравновешенный тыловик. - Убили две лошади. Зато мы уложили двадцать бандитов.

- Чем воюете?

- Всем, чем придется. Выпросил ручной пулемет.

- Держись, Роман Иванович.

- Надо.

Воюют политотдельцы, работники редакции. Рассказывает о стычках наш редактор Михаил Полибин.

- Вот война так война - по нужде выйти опасно. Печатаем газету с охраной. Даже художник Сергей Викторов, в очках, несет караул.

- Может, вам подальше отставать?

- Нельзя. Инструкторы в батальонах. Как же возвращаться с материалом. И нарочным утром надо за газетой.

Нет, действительно, нельзя отставать тылам. Даже медсанбату, оружейной мастерской, трибуналу, партийной комиссии. Ее секретарь Алексей Николаевич Белов с палочкой и пистолетом семенит с каким-нибудь полком. С ним же обедает из чужих котелков, с ним же спит на еловых веточках. Да ухитряется по ночам еще заседать. Надо, прием в партию не отложишь.

- Вот вчера принимали ребят, - рассказывает майор. - Это солдаты так солдаты. Приехали с передка на конях. Многие забинтованные. Не спали по трое суток. Пока одного принимаем, второй храпит.

- Как в Чапаевской дивизии.

- Тоже так? Я что-то не помню. Хорошее пополнение идет в нашу партию.

Его, бывшего секретаря сельского райкома партии, верного ленинца, распирает большая человеческая радость. За смену, за опору партии, за любовь к ней народа. Да разве с такой головой можно нас победить! Неужели глупая башка Гитлера не думала об этом при развязывании войны.

Будоражат вести с юга. Наши на Днепре. К празднику Октябрьской революции освободили столицу Украины Киев. В газетах напечатаны уже снимки. Очередь за столицей Белоруссии.

От этих мыслей хорошо воюется. Изредка над нами пролетают немецкие самолеты. Иногда крутится на одном месте "рама". Наши научились отшугивать стервятников. Все по тому же примеру старшины Романова под Великими Луками.

Большая деревня Малые Синты. Сохранился лесозавод. Он был нужен немцам. Наших встречает группа партизан. Советские люди. В разномастном обмундировании, некоторые в немецком. Исхудавшие, почерневшие в лесных берлогах. Рассказывают страшные истории. Костры и виселицы на улицах и площадях Полоцка. Сожженные партизанские деревни. И бесконечные казни.

- Что же вы плохо гадюкам мстили? - хмурится наш Алексей Голубков.

- Почему плохо? - немного сердятся партизаны.

Нас ведут в центр деревни, на небольшую площадь, усаженную столетними липами. У трех стволов, со стороны незаметные, болтаются три повешенных человека.

- Вот, - говорят партизаны. - Изловили в дороге, драпали за хозяевами.

- Полицаи?

- Они самые.

Мы стоим не разговаривая. Тяжелая картина. Чего надо было этим предателям? Судя по скудной одежонке, даже на штаны не заработали у немцев. А служили, вершили черные дела. На что надеялись? Кто-то спрашивает партизан:

- А что делаете с семьями полицаев и старост?

- Ничего. Пусть живут.

- И ребятишки у многих есть?

- Как у всех.

- И смотрят на повешенных?

- Все смотрят. Ничего не поделаешь. Пусть запоминают.

Вот она, опять наука ненависти. Пусть запоминают. И взрослые, и дети. Проходят наглядный курс классовой борьбы.

Нас нагоняет кавалерийский корпус. Это вместо танков. Умное решение. Хлопцы как на подбор: молодцеватые, форсистые. Они будут чистить наши фланги, пройдут по проселочным дорогам. Теперь банд в нашем тылу не будет.

С кавалеристами наш Бахтин. Не стерпела душа поэта. По заданию комдива ведет конников к нашим передовым цепям. Рассуждает, как настоящий полководец.

- Нас беспокоит правый фланг. Там железная дорога. Станция Дретунь.

- Плюнь, дунь и станции не будет Дретунь, - хохочет молоденький кавалерист.

- Это мы сделаем, сплюнем и сдунем, - поддерживает его другой.

- Только, чур, не отставать.

- Нам гулять тут долго некогда. Пошухарим и дальше.

Наши обмениваются впечатлениями.

- Вот это орлы! Дадут прикурить фрицам.

- Так в лесу же только орлы, а в степи - пташки.

- Ну не скажи... А Буденный...

- Когда это было.

- Но Буденный-то жив. Может, новую конницу собирает.

- Отсталый ты, брат, элемент.

- А при чем тут алименты?

- Ха-ха-ха! Элементы - алименты. Поехали дальше.

Мы в деревне Булыги. Выпал первый снег. Здесь, среди лесов, он кажется особенно красивым. От него веет чем-то домашним, детством, родным. Кажется, встал бы на лыжи и покатился с горки.

И действительно, с высотки уже катаются местные ребятишки. Вчера, при немцах они не могли высунуть носа из своих развалюх. Покажешься за околицей - расстрел. А сегодня, после двух лет оккупации высыпали радостные. Хоть голодные, полураздетые, а хохочут. Волосы неподстриженные, шапки отцовские, зипуны с материнских плеч, а приятно смотреть на ребятишек. Много ли надо детству. Но и этого немногого лишали наших детей гитлеровские разбойники.

Солдат встречают, как родных отцов, тоже где-то сражающихся или уже сложивших головы. Расспрашивают наперебой:

- Дяденька, а Москва наша?

- А школу откроют в наших Булыгах?

- Не видели моего тятьку на войне? Их разгоняют взрослые:

- Шшшь, пострелята, дайте погутарить по-серьезному.

А из домов уже приглашают:

- Бульбы отведайте с нами. Хлеба нема, а бульбу сховали.