Анжелика Балабанова - Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

Несколько дней спустя разразился скандал. Газеты стран-союзниц опубликовали «разоблачение»: итальянские социалисты вступили, дескать, в связь с немецким агентом, который приехал в Италию, чтобы добиться их поддержки. С каждым днем натиск становился все более злобным. Когда Судекум уехал в Рим для беседы с партийным руководством, партия, зная о том, что информация о его приезде будет искажена, опубликовала стенографический отчет об этой встрече. Однако к этому времени те, кто подпали под влияние шовинистической прессы, не хотели знать правду. Вскоре меня осудили, как человека, ответственного за приезд Судекума в Италию.

В 1914 году правительства стран Европы все еще боялись мнения рабочего класса, особенно отношения социалистов и интернационалистов. Из-за этого военные и дипломатические интриги, ведущие к началу войны и сопровождающие ее, велись в строжайшей тайне. Таким образом, стало возможным заставить немцев поверить в то, что Германия начала войну, потому что на нее напала варварская Россия; французов, англичан и бельгийцев – в то, что их страны защищают цивилизованный мир от прусского милитаризма; убедить небольшие страны в том, что они должны бороться за свою независимость, а мир вообще – в том, что эта война ведется для того, чтобы положить конец всем войнам.

Чтобы спасти то, что еще осталось от усилий нашего международного движения, и нейтрализовать среди рабочих воюющих и нейтральных стран действие пропаганды шовинистической прессы, итальянские социалисты предложил провести 27 сентября неофициальную международную конференцию в Лугано. Швейцарские социалисты поддержали наш призыв. И хотя конференции в Лугано не было суждено иметь большой непосредственный резонанс, она послужила импульсом для развития Циммервальдского движения в следующем году.

Муссолини должен был поехать в Лугано в качестве одного из наших делегатов, но в последний момент сослался на то, что он чувствует себя недостаточно здоровым. Было условлено, что объявления о конференции не будет – ввиду того что пресса наверняка представит ее в ложном свете и, если будет возможно, постарается ей помешать. Но по моем приезде в Лугано, куда я прибыла заранее, чтобы провести подготовительную работу, меня осадили журналисты с вопросами об этой встрече. Затем я обнаружила, что на первой странице «Аванти», вышедшей в тот день, было помещено сообщение об этой конференции.

И хотя я была сбита с толку, я все еще не сомневалась в честности Муссолини. Вероятно, произошло какое-то недоразумение, думала я. Впоследствии я узнала, что Муссолини уже был связан со сторонниками интервенции и работал с нами просто для того, чтобы уменьшить подозрения в отношении себя, пока его планы не созреют.

По мере того как давление союзников на Италию с целью вынудить ее присоединиться к интервенции, поддерживаемое пропагандой вооруженной силы и других интересов большого бизнеса, становилось более настойчивым, в Италии к нам стали относиться все более враждебно. И все же инсинуации и нападки, направленные против нас, не смогли уменьшить наш авторитет среди рабочих и других слоев населения, находившихся под нашим влиянием. Сама партия осталась непоколебимой в своем противостоянии интервенции. Так как за нас стояли рядовые члены партии, эмиссарам воюющих сторон было невозможно расколоть партию. Многочисленные агенты союзников, особенно из Франции, приезжавшие в это время в Италию, – а некоторые из них заявляли, что говорят от имени французских рабочих, – остерегались обращаться к руководству партии. Они вели переговоры с бывшими лидерами, вроде Биссолати, которые искренне обратились к «демократическим» лозунгам войны. Но такие люди, поменявшие свои взгляды, не могли убедить итальянский народ, так как уже потеряли свое влияние.

Необходимо было найти человека, который все еще имел хорошую репутацию, но которого можно было подкупить. Муссолини как будто отвечал этим требованиям. Он был редактором партийной газеты, которую читало большинство рабочих по всей Италии. Вследствие этого считалось, что он должен оказывать огромное личное влияние, а перебежав на другую сторону, перетянет за собой значительную часть рабочего класса. От его личных друзей, которые уже приняли сторону союзников и которые вначале, вероятно, действовали в качестве посредников между Муссолини и посланцами союзников, они узнали все, что им было нужно, о его слабости и его амбициях. Муссолини выбрали потому, что его покровителям был нужен человек с революционными традициями, но не слишком щепетильный.

В тот момент, когда нападки на нас достигли своей наивысшей точки, консервативная газета в Болонье Il Resto del Carlino опубликовала заявление некоего члена нашего партийного руководства, который в частной беседе сказал: «Не бойтесь социалистов; вы можете быть уверены, что, когда правительство решит оказать поддержку союзникам, социалисты дадут свое согласие».

Сначала мы поверили уверению Муссолини в том, что это просто еще одно клеветническое измышление, но, после того как это заявление появилось вновь, члены партии потребовали провести расследование. Было созвано чрезвычайное заседание Исполнительного комитета. Мы с Муссолини ехали на это заседание в одном купе. Во время поездки он говорил только о нападках, которые были направлены на меня.

– Не беспокойтесь об этом, – сказал он. – Наши враги на все способны.

В этот момент в наше купе вошел еще один член Исполнительного комитета. Не обращая внимания на Муссолини, он спросил меня:

– Вы читали сегодняшний выпуск «Аванти»?

– Еще нет, – ответила я.

– А Муссолини ничего не говорил о своей статье?

Я взяла газету и прочитала ее про себя. В передовице Муссолини более чем подтвердил все «клеветнические измышления». Он высказался за присоединение Италии к интервенции и, что еще хуже, приписал эту позицию партии. Прочитав статью, я повернулась к нему:

– Человек, написавший это, не может быть членом социалистической партии. Он должен быть на фронте или в сумасшедшем доме.

– Весь Исполнительный комитет одобрит мою инициативу и последует ей, – ответил он.

Муссолини заранее знал, что не сможет предстать перед Исполнительным комитетом и защищать свою статью. Он знал, что при первой же попытке оправдать свою новую позицию он выдаст себя, предателя, с головой. Он боялся не только нас, но и себя. Мы могли бы воззвать к его совести, к его прошлым обещаниям, его чувству долга и таким образом всколыхнуть чувства или опасения, которые он пытался подавить. Будучи слишком слабым, чтобы отвечать на наши доводы или сопротивляться искушению деньгами и властью, он организовал fait accompli [6]– ситуацию, которую нельзя отменить. В этом состояла его защита от своей собственной слабости. Воспользовавшись тем, что его оставили одного в редакции «Аванти», он опубликовал статью в защиту того, что он раньше осуждал, – участие Италии в войне. Как только он сделал это, отпала необходимость бороться со своей собственной нерешительностью. Он не оставил нам выбора в принятии окончательного решения.