Виктор Кельнер - 1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II

Полковник Дворжицкий, раненный с Государем Императором, приподнявшись на земле, услышал едва внятно произнесенное слово Государя «помоги» и, вскочив, подбежал к нему вместе со многими другими лицами. Из числа 24-х юнкеров Павловского военного училища, прибывших, как выше сказано, на место тотчас после второго взрыва, при первом опросе пять человек показали, что Государь спросил:

— Жив ли Наследник? — Затем произнес: — Холодно.

Поручик Кинареев и семь юнкеров слышали только слово «холодно». Остальные ничего не слышали, хотя часть их удостоверяет, что Его Величество шевелил губами. При вторичном спросе те же юнкера показали, что лицо Государя, когда Он еще лежал на земле, было спокойно, губы что-то шептали, но слов не было слышно, глаза как будто кого-то искали… И действительно, через несколько секунд Государь тихо, но ясно сказал:

— Жив ли Наследник?

И когда наклонившиеся над Его Величеством юнкера Пузанов, Пахомов и Эммаусский ответили: «Жив», то сделал движение рукою, желая, по-видимому, сотворить крестное знамение. В это же время юнкера увидали глубоко расстроенного великого князя Михаила Николаевича, спросившего взволнованным голосом:

— Жив ли Государь?

Его Величество, обратив взоры на великого князя, слабым голосом проговорил:

— Холодно, холодно.

Вполне достоверно известно, что великий князь, подойдя к правому плечу своего Августейшего Брата, уже несомого на руках, спросил:

— Слышит ли Его Величество?

На что Государь тихо ответил:

— Слышу.

На дальнейший вопрос Его Высочества о том, как Государь себя чувствует, Его Величество сказал:

— Скорее домой… Скорее домой.

А затем, как бы отвечая на услышанное Им предложение штабс-капитана Новикова — внести Его в ближайший дом для подания первоначальной помощи, — Его Величество произнес:

— Несите меня во дворец… там… умереть…

3-го флотского экипажа квартирмейстер Курышев передает, что когда Его Величество после второго взрыва понесли к экипажу, то Государь сказал:

— Накройте меня платком, — и на замечание Курышева, что его платок грязен, вторично произнес: — Накройте.

Казак Кузьменко говорит, что Государь уже в санях спросил ротмистра Кулебякина:

— Ты тоже ранен?

Но он, оглушенный взрывом, не слышал этих слов. Рядовой Прокудин, находившийся в санях, показал, что он сказал Государю:

— Ваше Императорское Величество, Отец Православных, чувствуете ли Вы себя?

На что получил будто бы ответ:

— Немножко…

<���…> Сани полковника Дворжицкого тронулись наконец в путь, увозя во дворец раненого Государя в полубесчувственном состоянии. Великий князь Михаил Николаевич приказал юнкерам и матросам окружить их, а четырем конным казакам ехать впереди; юнкера и матросы следовали через Театральный мост, по набережной Мойки, до Конюшенного моста; но здесь сани поехали по Мошкову переулку полною рысью, почему им пришлось отстать. За Государем ехали: великий князь Михаил Николаевич вместе с унтер-шталмейстером Кобелевым, в санях последнего — флигель-адъютант полковник Короченцев и подполковник Радзишевский, взявший у Конюшенного моста в свои сани штабс-капитана Кюстера. Генерал-адъютант граф Баранов 2-й шел сначала пешком, а потом сел в сани вместе с директором телеграфного департамента тайным советником Людерсом и на Дворцовой площади опередил поезд с целью предупредить прислугу, чтобы в кабинете Его Величества была приготовлена постель.

Сани с Августейшим страдальцем, следуя от Мошкова переулка по Миллионной, остановились у собственного Его Величества подъезда, внутри тамбура. Прибывший в то же время великий князь Михаил Николаевич приказал унтер-шталмейстеру Кобелеву ехать в Аничков дворец для извещения о случившемся Государя Наследника Цесаревича. Наследник Цесаревич, было как уже упомянуто, отправился прямо с развода в свой дворец и сидел с семьею за завтраком, когда раздались один за другим оба взрыва. Наследник и Цесаревна не могли себе разъяснить их причины, но сразу почувствовали какое-то тяжелое предчувствие, которое несколько минут спустя еще усилилось при виде прискакавшего во двор Аничковского дворца шталмейстера Государя. Оба поспешили ему навстречу, но он не мог в первую минуту произнести ни слова от волнения и только после отчаянной просьбы Их Высочеств ему удалось проговорить:

— Он ужасно ранен.

Этих слов было достаточно, чтобы понять ужасную действительность. Наскоро заложили сани, и Их Высочества поспешили в Зимний дворец, куда прибыли первыми после Михаила Николаевича.

Когда Его Величество был поднят у подъезда на руки, то оказалась в санях такая масса крови, вылившейся из ран, что ее пришлось потом выливать. Все сопровождавшие Государя, вместе с лицами, бывшими в санях, и конвойными, при помощи дворцовых служителей понесли Его Величество, но у входа остановились, так как швейцар не мог отворить другой половины правой боковой стеклянной двери; кто-то крикнул:

— Дерни сильнее, ломай!

Швейцар дернул, тогда посыпались стекла, но дверь не поддавалась. Наконец отворили обе половинки средней двери и, пройдя в нее, направились по коридору, ведущему к подъемной машине; но, увидя невозможность уложить Государя на машину, которая, кроме того, более одного человека не могла поднять, Его Высочество приказал идти по парадной лестнице, а штабс-капитану Кюстеру поручил закрыть двери подъезда и никого постороннего не пускать. <���…>

Место первого взрыва представляло собою ямку в 40 дюймов в диаметре и глубиною на снегу в 8 дюймов. Она находилась в 11 шагах от каменного забора сада великой княгини Екатерины Михайловны и в 9 шагах от решетки набережной. В ямке найдены кусок пробки, кусок красного сургуча, два кусочка жести, золотой браслет с женским медальоном. Вокруг ямки были разбросаны клочки волос, куски материи, щепки дерева от экипажа и стекла от каретных фонарей.

В 15 шагах от этой ямки, по направлению к Театральному мостику, — место второго взрыва. Здесь, на пространстве 30 шагов, разбросаны были клочки сукна и разной материи, а в стороне, у забора, — сложенные вещи пострадавших. В числе этих вещей следующие оказались принадлежащими покойному Государю: а) фуражка инженерного ведомства на ватной шелковой серого цвета подкладке, без кокарды, козырька и части околыша; б) верхняя часть военной инженерного ведомства шинели с бобровым воротником и лацканами; нижняя часть шинели изорвана в клочки; под воротником, с левой стороны, оторван клапан; в) кусок серебряной портупеи; г) два батистовых платка с метками А. Н.; на одном буквы вышиты рядом, на другом — одна на другой, накрест; д) части кожи от раздробленного сапога. Сверх того, тут же в куче находились: два письма, на имя Паля и Володи, башлык, куски дерева и материи от кареты. В двух местах — большие следы крови. Изорванные края шинели обагрены кровью.