Бенгт Янгфельдт - Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг

Головокружительная радость от свержения царского режима вселяла нереальные надежды на будущее. О том, что вера Маяковского в возможности революции была несколько наивной, свидетельствует эпизод, рассказанный Николаем Асеевым. Впервые в российской истории любой человек получил возможность выдвигать свою кандидатуру на выборах, и вся Москва была заклеена плакатами и предвыборными листовками. Рядом с афишами крупных партий на стенах домов висели призывы менее известных политических объединений, таких как различные анархистские группы и маленькие организации вроде “профсоюза поваров”. Однажды, когда Асеев и Маяковский гуляли по городу, рассматривая плакаты, Маяковский вдруг предложил составить собственный избирательный список, состоящий из футуристов. На первом месте должен быть он, на втором — Каменский и так далее. “На мое недоуменное возражение о том, что кто же за нас голосовать будет, Владимир Владимирович ответил задумчиво: Черт его знает! Теперь время такое: а вдруг президентом выберут… ”

Если мировоззрение Маяковского было романтическим и оторванным от действительности, то Осип обладал весьма развитым политическим чутьем. Судя по всему, в это время его отношение к большевизму было более положительным, чем у Маяковского. Когда в апреле 1917 года в Россию после более чем десятилетней эмиграции вернулся Ленин, его встречала в Петрограде на Финляндском вокзале ликующая толпа. В толпе находился и Осип, отправившийся туда из любопытства. “Кажется сумасшедший, но страшно убедительный”, — вынес он суждение, сохраненное для потомства Романом Якобсоном, который провел эту судьбоносную для России ночь за коньяком и игрой на бильярде в компании Маяковского и других друзей.

Стихотворение “Революция” было посвящено Лили; то, что Маяковский поклонялся “любимой”, явствует и из других произведений. Однако об их отношениях в революционный год известно крайне мало. 26 июля (8 августа) Маяковскому предоставили отпуск в автомобильной роте, так как у него были проблемы с зубами, и в конце сентября он уехал в Москву Оттуда он написал Лили и Осипу. Письмо обращено к обоим и не свидетельствует об особой близости между Маяковским и Лили.

Письмо отправлялось на адрес: ул. Жуковского, д. 7, квартира 42. Следующее письмо было адресовано туда же, но в другую квартиру. Оно датировано декабрем 1917 года. Письма разделяло не только календарное расстояние в четыре месяца, но и историческая пропасть — большевистский захват власти в октябре.

Летом и осенью 1917-го стало очевидно, что Временное правительство — на протяжении весны и лета неоднократно менявшее состав и форму — не способно решить роковые для страны вопросы. Положение на фронте было настолько угрожающим, что планировалась эвакуация Петрограда, а требование большевиков провести земельную реформу находило все больший отклик у населения. В ночь на 7 ноября (25 октября) 1917 года большевики захватили власть, положив таким образом конец восьмимесячному демократическому эксперименту.

Одним махом были отменены законы старого общества. Воцарился хаос, и многие состоятельные люди быстро покинули страну. Этими двумя обстоятельствами и объясняется переезд Лили и Осипа в шестикомнатную квартиру в том же доме осенью года: поскольку армия находилась в состоянии распада, дезертиру Осипу больше не нужно было скрываться, и после того как прежний жилец уехал (бежал? был расстрелян?), освободилась другая, большая квартира. Через несколько дней после октябрьского переворота и Маяковский был освобожден от военной службы.

Через две недели после прихода к власти большевики созвали деятелей культуры в надежде наладить с ними сотрудничество. Помимо Маяковского среди немногих откликнувшихся на приглашение были Александр Блок и Всеволод Мейерхольд. Планы комиссара народного просвещения Анатолия Луначарского учредить государственный совет по делам искусства встретили такое же сопротивление, как и подобная идея, выдвигавшаяся Временным правительством. При обсуждении этого вопроса в Союзе деятелей искусств Маяковский высказался без особого энтузиазма: “Приходится обратиться к власти, приветствовать новую власть”.

Брики и Маяковский придерживались левых взглядов, хоть и не являлись членами какой-либо партии. Идеологически они были близки к меньшевикам и сотрудничали в газете Горького "Новая жизнь”; в мае Осипа назначили главным редактором социалистического сатирического журнала “Тачка”, который, однако, так и не увидел света. Четкую грань между социалистическими партиями еще не провели, и люди переходили из одной партии в другую. Объединяющим признаком было скорее презрение к буржуазии, а не идейное единодушие относительно строительства нового общества. И деятели искусства по-прежнему требовали полной свободы от государства. Попытка большевиков установить контроль над культурой встретила мощное и дружное сопротивление. К тому же для многих свержение большевиков было делом времени, а коль так, зачем вступать с ними в переговоры.

Если Маяковский занимал выжидательную позицию, то роль Осипа в культурно-политической игре была более сложной. Именно ему Луначарский поручил передать его предложение о сотрудничестве Союзу деятелей искусств. Несмотря на то что Осип познакомился с комиссаром народного просвещения только в мае, он уже выполнял функцию посредника между большевистским правительством и деятелями культуры.

Поскольку не было очевидно, что большевики останутся у власти, решение Осипа выступить в такой роли означало серьез ный политический риск. Но его можно рассматривать и как про явление развитой политической интуиции. Большевики считала Осипа своим — это подтверждается следующим фактом: 26 ноябре его избрали в Петроградскую думу по списку большевиков, коте рый возглавлял Луначарский. Об участии Брика в работе Думь сведений, однако, нет.

Был ли Осип большевиком? На этот вопрос ответить однозначно нельзя. В статье “Моя позиция”, опубликованной в “Новой жизни” 5 декабря, он утверждал, что не является членом большевистской партии и избрание в Дум у для него полная неожиданность, поскольку его согласия никто не спросил. Он “культурный деятель” и не знает, проводят большевики хорошую или плохую политику. “Аресты инакомыслящих, насилие над словом, над печатью и прочие проявления физической силы не являются отличительным признаком большевиков”, — пишет он, помня о том, как жестоко расправлялся со своими противниками царский режим. Его задевает другое — он против культурной программы большевиков, которую характеризует как “невозможную”.