Амазасп Бабаджанян - Танковые рейды

Браухич, Главнокомандующий германских сухопутных войск, записал в своем дневнике в июле 1941-го: «Не может быть и речи о дальнейшем стремительном продвижении танков на восток… Русские дерутся не так, как французы: они нечувствительны на флангах. Поэтому, — делает вывод гитлеровский генерал-фельдмаршал, — основным является не овладение пространством, а уничтожение сил русских» [8] Цит. по: Проэктор Д. М. Агрессия и катастрофа. М., 1968. С. 235. .

Не отстает от своего коллеги и генерал-фельдмаршал Клейст: «Русские стали первоклассными солдатами, как только накопили опыт. Они дрались упорно, отличались исключительной выносливостью».

Приведу еще одно высказывание — генерала К. Типпельскирха: «Убедительным было упорство противника… Это был противник со стальной волей… но и не без знания оперативного искусства» [9] Типпельскирх К. История Второй мировой войны. Пер. с нем. М., 1956. С. 180. .

Блицкриг терпел фиаско и в глазах тех, кто еще совсем недавно, ослепленный мощью гитлеровского наскока, пел отходную Советам. На третий день войны американский конгрессмен Мартин Дейс вещал с трибуны конгресса: «Гитлер через тридцать дней уложит Россию на обе лопатки». Ему вторили американские газетные трубадуры: «Для того чтобы красные смогли спастись от катастрофы, в течение очень короткого времени должно последовать гораздо большее чудо, чем это было когда-либо со времен написания Библии» («Нью-Йорк пост»). «Россия приговорена к смерти» («Нью-Йорк джорнэл америкэн»).

Но уже в августе Гитлер вынужден был признаться своему генералитету, что для него сюрпризом явились советские танки. Но этого мало. «Немцы с негодованием увидели, что русские ведут себя совсем иначе, чем французы на Западном театре военных действий, — свидетельствует американский военный корреспондент Джозеф Григ. — Когда немцы окружали их, они дрались до последнего человека и убивали столько немцев, сколько могли».

И хотя в руках противника уже часть Украины, вся Молдавия, Белоруссия, хотя геббельсовская пропаганда взахлеб кричит, что «победоносные войска» рейха прошли две трети расстояния от Варшавы до Москвы, в самом гитлеровском стане отнюдь не спокойно — всем видно, что ставка на блицкриг оказывается авантюрой, впереди русская зима. И ассоциации — теперь уже иного порядка, хотя и на ту же тему: о Наполеоне, — невольно возникают в воображении гитлеровских заправил. 30 июля Гитлер вынужден издать приказ о переходе основных сил группы армий «Центр» к обороне.

«Гитлер… подчеркнул, — пишет Гудериан в своих „Воспоминаниях“, — что сырьевые ресурсы и продовольствие Украины являются жизненно необходимыми для продолжения войны… Мои генералы ничего не понимают в военной экономике».

Им казалось, что захват Москвы, столицы, означал бы фактическое завершение войны. Но фашистские стратеги вынуждены пересмотреть свои планы по овладению Москвой и в августе поворачивают часть сил группы армий «Центр» в южном направлении, на Киев. Немецкая «Франкфуртер цейтунг» признается: «Психологический паралич, который обычно следовал за молниеносными германскими прорывами на Западе, не наблюдается в такой степени на Востоке… в большинстве случаев противник не только не теряет способности к действию, но, в свою очередь, пытается охватить германские клещи» [10] Цит. по: Фулер Дж. Ф. С. Вторая мировая война 1939–1945 гг. Пер. с англ. М., 1956. С. 161. .

Итак, идея «молниеносной войны» постепенно оказывалась блефом, приходилось брать в расчет сырьевые ресурсы Украины, чтоб выдержать длительную войну.

Но одновременно развеивались и другие, тоже оказавшиеся несостоятельными военные теории — «малых армий», «воздушных войн», главенствующей роли танков и авиации в современной войне, которые будто бы способны решать ход и исход войны без взаимодействия с другими родами войск. И хотя далека еще наша победа, но уже первые месяцы войны приносили доказательства справедливости советской военной доктрины — решающую роль наряду с подготовкой армии, ее техникой и вооружением играют морально-боевые качества солдат, уровень военно-политического руководства.

Таков был один из первых уроков войны.

Однако наступательные возможности врага далеко не исчерпаны, и угроза смертельной опасности все еще висит над страной. Кое-кто на Западе молчаливо потворствует Гитлеру, соглашаясь, что само существование страны социализма — угроза капиталистическому строю.

Дивизия полковника А. З. Акименко заняла оборону на восточном берегу реки Ужа. Здесь же находился и 875-й стрелковый полк под командованием подполковника М. И. Добровольского.

Чтоб не привлекать внимания противника, оборонительные работы производили ночью. Днем в небе по-прежнему свирепствовали «мессершмитты», «юнкерсы» и «хейнкели». Чуточку стало веселее на душе, когда навстречу им устремились наши «яки» и «миги». Помню, на КП у меня вдруг раздался телефонный звонок:

— Здорово, сосед. У тебя «на кухне» случайно рации свободной нет? Хочу, понимаешь, с небом связаться, поприветствовать наших летунов, давненько не видали их… Как кто говорит? Не узнал соседа? Подполковник Добровольский, это… тьфу, Шестнадцатый я, совсем забыл.

— Вот погоди, Шестнадцатый, услышит Первый, он тебе всыплет «рацию»!

Первый, командир дивизии Акименко, действительно вскоре приехал. Он частенько наезжал в полки ко мне и к Фиалке, стремясь, видимо, получить доказательства, «кумекаем» ли мы, бывшие штабисты, в боевых делах.

— Кумекаете, — удовлетворенно констатировал он, приехав в последний раз.

Уходя, не отказал себе в удовольствии прибавить:

— Надеюсь, сейчас, Бабаджанян, ты не обижен на наш лексикон? Окопники мы, — закончил он как ни в чем не бывало.

— «Окопники» — это он для красного словца, — сказал Пивоваров после ухода Акименко. — Ты не верь в эту грубость, показная она у него. Знаешь, есть такие люди: им кажется, что мужество и мужиковатость — тождество. На самом деле я-то Акименко понял, он душой болеет за тебя, за меня, за всех. Это такой…

Пивоваров понял. Он мастер был понимать, я — нет. Но, наверное, потому именно он был комиссаром, а я строевым командиром. И учился у него постижению этой науки понимать, понимать человека. Без ложной скромности скажу, что, наверное, политработники потому и дружили со мной, что замечали мое прилежание в постижении этой науки.

В конце августа, когда готовился контрудар под Ельней, передавая нашему полку, подкрепленному еще одним батальоном, приказ временно перейти в распоряжение соседей, 102-й танковой дивизии, полковник Акименко в завершение обронил: «Возвращайтесь со славой, без славы мы вас назад не примем».