Яков Свет - Колумб

В весьма назидательной главе «Как поступать князю, чтобы его почитали» Макиавелли в качестве примерного государя привел Фердинанда.

«Его, Фердинанда, почти можно назвать новым Князем, потому что из слабого короля он стал, благодаря молве и прославленности, государем христианского мира… действуя всегда во имя веры, он предавался благочестивым жестокостям, изгоняя из своего королевства маранов и разоряя их. Не может быть примера более редкого и удивительного: прикрываясь той же религией, он захватил Африку, потом двинулся на Италию и напал, наконец, на Францию; так он все время совершал и готовил великие дела, чем и держал умы подданных, занятых мыслью об их исходе, в состоянии непрерывного напряжения и преклонения. Эти его предприятия были так связаны одно с другим, что в перерывах между ними у людей никогда не было ни времени, ни возможности одуматься и начать ему противодействовать» (21, 309–310).

Не менее выразительно писал о Фердинанде один современный испанский историк, который осторожности ради отзыв об этом монархе вложил в уста его недоброжелателей, хотя сам он, вероятно, разделял эти негативные мнения.

«В глазах очернителей Фердинанд — это человек с извращенными наклонностями, деятель, который на каждом шагу прибегает к неблаговидным приемам, бессовестный лицемер, дурной отец, который преспокойно приносил в жертву своих чад, когда дело шло о его собственной выгоде, мастер наитемнейших комбинаций, всегда замаскированных благородными и бессодержательными фразами, ханжа, который свои низменные инстинкты искусно прикрывал религиозными мотивами, обманщик, который постоянно нарушал христианские заповеди и законы своей страны, хитрец и завистник, который готов был сжить со свету всех, кто поднимался над уровнем жалкой посредственности, будь то Колумб, Сиснерос или Великий капитан [завоеватель Неаполя Гонсало де Кордова], гнусный скупец и алчный барышник, вероломный государь, который с легким сердцем прибегал к яду, когда надо было устранить тех, кто стоял на его дороге» (61, 9).

Этих принципов Фердинанд придерживался с железной последовательностью. В 1492 году он поддержал Колумба, но, когда мавр сделал свое дело, он счел нужным от мавра избавиться.

Делить с первооткрывателем Нового Света доходы и власть Фердинанд не желал, и он с легким сердцем нарушил все соглашения и повернулся к Колумбу спиной. Впрочем, в данном случае он следовал примеру королевы.

В 1492 году Фердинанд охотно внимал убеждениям покровителей Колумба.

Не он должен был давать деньги на его экспедицию, не он нес ответственность за ее исход. Но западный путь в Индию нужен был и Арагонскому королевству; можно было не сомневаться, что буде экспедиция увенчается успехом, то и арагонской казне перепадет какая-то доля доходов с новооткрытых земель.

О народах этих земель думать еще было рано. Но придет пора, и Фердинанд с холодной жестокостью проведет в жизнь программу полного закабаления индейцев Нового Света.

В 1492 году королю исполнилось 38 лет (он на два года был моложе Изабеллы), и предстояло ему царствовать 24 года и на двенадцать лет пережить свою супругу. Был он в расцвете сил, полон энергии, он уже знал, когда и каким образом будет нарушено соглашение с Боабдилем гранадским (Боабдиль сдался, когда его заверили, что мусульман в Гранаде не будут преследовать), он уже наметил совместно с королевой план изгнания из Испании евреев и готов был, «скрывая свое лисье существо», принять предложения и требования Колумба.

Королева. Спору нет, она была мудрее и прозорливее своего мужа. Природа наделила ее ясным умом, решимостью, незаурядными способностями и великим обаянием. Неуклонно, последовательно, действенно она преследовала цели, которые поставила перед собой, силой захватив кастильский престол.

Она умела выбирать себе помощников, и они служили ей с беззаветной преданностью. Не только потому, что поддавались ее чарам. Не щедро, но и не скупо она вознаграждала за оказанные услуги и доверяла своим избранникам.

О ее мягкой улыбке и синих лучистых глазах придворные пииты слагали хвалебные оды. Но случалось — пиитам такое приходилось наблюдать не раз, — что от одного-единственного неосторожного слова, от ничтожного промаха, от дурно исполненного приказа леденели ее глаза, сжимались губы, в голосе, ангельском и сладкозвучном, прорезывались свистящие нотки.

Она была добра к нужным людям. Она была беспощадна ко всем, кто был ей неугоден. Беспощадна и неумолима. Не личными симпатиями и антипатиями руководствовалась она, милуя и карая своих подданных. Как усохшую ветвь, она отсекала от ствола власти любого деятеля, чьи поступки, убеждения, мысли не согласны были с державными интересами или с принципами единой и истинной веры.

Принципы веры и державные интересы переплетались между собой теснейшим образом. Она была свято убеждена — бог благословил и одобрил костры святой инквизиции, ибо ее помыслы были высоки и чисты: Испания должна стать царством божьим на земле, могучим и процветающим, землей обетованной, в которой не будет ни мавра, ни иудея и откуда во ад отправлены будут все дурные христиане.

Она обладала острым умом, необыкновенной памятью, умением мгновенно схватывать суть любого государственного дела.

Кинтанилья и Сантанхель считали лучше ее. Деса был сильнее в богословии, король Фердинанд в искусстве темных дипломатических интриг.

Однако и в части финансов, и в сфере религиозной политики, и в вопросах войны и мира решающее слово принадлежало королеве, и слово это было продуманным и веским.

Фердинанд был беспринципным лицемером, Изабелла лицемеркой принципиальной. Она нарушала обещания и договоры, когда в том видела государственную необходимость. Без лисьей хитрости Фердинанда, с печальной миной, с глубоким сокрушением, и жертвы ее вероломных решений до конца своих дней сохраняли веру в ее справедливость и тешили себя напрасными надеждами на ее милость.

Она навечно пленила душу Колумба. Пережив королеву, он горячо молился за упокой ее души. Он помнил — она велела снять с него кандалы в злосчастном 1500 году, и забывал, что не без ее ведома он был в эти кандалы закован.

Католические Короли… Это звание Изабелле и Фердинанду в 1493 году присвоил папа Александр VI за рвение в делах истинной веры и за одоление гранадских супостатов. Себя они таковыми считали и до папского пожалования. Разве не промыслом господним одолели они своих врагов, утвердились на шатких престолах, выпололи сорные травы ересей, захватили последний оплот богомерзких мавров?

Deus vult — господь желает — таков был девиз первых крестоносцев, которых Петр Амьенский повел в Святую землю.