Яков Свет - Колумб

Господа Чентурионе, Негро, Пинелли, Каттанео, Спинола и Берарди с огромным удовлетворением читали копии апрельской капитуляции. Им было ясно: генуэзским духом дышит этот удивительный документ: приобретать, менять, покупать, хватать все, что приносит барыши, отсыпать в кубышку золотой песок, набивать трюмы доходным товаром, перекатывать из ладони в ладонь рубины, изумруды, топазы, сапфиры, алмазы, любуясь их драгоценным блеском, — таковы категорические императивы этого ненасытного духа.

Так, все верно. Томление генуэзских страстей в каждом разделе капитуляции, но неправедным будет тот судья, который генуэзской мерой будет мерить поступки и помыслы бывшего генуэзского гражданина, дона Христофора Колумба.

Алчные требования предъявлял королевской чете бескорыстный стяжатель. И в 1492 году, и четырнадцать лет спустя, на своем смертном одре, он заботился о приращении собственных богатств, но ренты, доходные статьи, десятые и восьмые доли в прибылях ему прежде всего нужны были для новых грандиозных предприятий.

За Морем-Океаном лежала Великая Суша, и четырежды он устремлялся к ее непроведанным берегам в надежде отыскать страну Великого хана, цветущий остров Сипанго, райские земли Индий, легендарный Золотой Херсонес, и только смерть помешала ему в пятый, в седьмой и одиннадцатый раз отправиться на дальнейшие поиски этих неуловимых стран, островов и земель.

Разумеется, он мечтал о сказочных богатствах Востока и, обретя за морем новые земли, вел счет своим приобретениям. Но совершенно необоснованно его иногда сравнивают с генуэзскими негоциантами, рыцарями оптовой и розничной торговли, которые шли на край света, движимые страстью к быстрой наживе.

Золотом Индий, драгоценными камнями Тапробаны, пряностями дальних восточных стран он желал одарить христианский мир в напрасной надежде, что его святейшество папа и католические короли вооружат несметную крестоносную рать и отвоюют у агарян гроб господний. Католические короли, подписывая условия знаменитой капитуляции, отлично знали: если и в самом деле будут открыты богатые земли на далеком Востоке, то доходы от этих земель поступят в их казну, и ни единого мараведи они не истратят на вызволение гроба господнего. Казалось бы, это должен был понять и Колумб, ведь семь лет он провел в Кастилии и многое успел повидать, странствуя по дорогам этой страны вместе с кочующим табором их высочеств.

Но истинные намерения королевском четы он постиг после того, как в цепях был доставлен в Кастилию. № тогда с неистовой горечью он отписал Фердинанду и Изабелле: «Убеждал я ваших высочеств всю выручку от моего предприятия истратить на завоевание Иерусалима, а ваши высочества, говоря, что подобное им по душе, насмехались надо мной» (95,1, 265).

И, вероятно, так же втихомолку смеялись над своим наивным соотечественником господа Пинелли и Берарди — им-то заранее было ведомо, как распорядятся с доходными заморскими статьями Католические Короли. И, должно быть, язвительно ухмылялся душелюб Деса, обсуждая в своем очень узком кругу безрассудные замыслы обретения гроба господнего, а друг великого мореплавателя, сельский священник Андрес Бернальдес, лишь тяжко вздыхал, выслушивая горячие речи о новых крестовых походах и приобщении к христианскому миру Святой Земли…

Титулы, звания, почести. Жажда их обретения распаляла автора безумного проекта. С младенческой наивностью он полагал, что стоит их высочествам скрепить своей подписью соответствующие грамоты, и сразу же дон Христофор Колумб, Адмирал и вице-король, войдет в круг царедворцев, магнатов и князей церкви, и мир забудет, что дон Христофор некогда чесал шерсть в убогой мастерской близ ворот Сан-Андреа…

Тщеславие? Да, конечно. Но, настойчиво требуя высокие титулы, Колумб в глубине души считал, что все эти пожалования и привилегии ему положены по праву, что тот, кто открывает новый путь в новые земли, достоинствами своими превосходит графов и герцогов. А быть может, и королей. Недаром он однажды сказал, что как подданный стоит ниже их высочеств, но как человек, совершивший величайшие дела, должен быть признан особой более высокой.

Он страстно стремился получить воздаяние за вое перенесенные им унижения. Он был твердо убежден, что проект западного пути в Индию и Катай осчастливит весь христианский мир, он верил, что святая троица внушила ему этот грандиозный замысел. И трудно передать, какую ярость он испытывал, обивая пороги королевских канцелярий, кланяясь кувшинным рылам и чернильным душам, убеждая в своей правоте надменных невежд и кичливых глупцов, получая отказы от высоких комиссий и низких духом магнатов, подобных герцогам Мединасидония и Мединасели.

Он сдерживал безмерный гнев, он молча выслушивал мнения своих противников, он ел чужой хлеб и скитался по чужим дорогам, утешая себя мыслью, что рано или поздно настанет праздник на его улице и все его муки и страдания возместятся сторицей.

И он полагал, что в апреле 1492 года получил то, что давно ему причиталось, и в новом звании держался с изумительным достоинством. Недаром Лас Касас говорил, что в кругу королевских царедворцев он казался римским сенатором.

В апреле 1492 года никто не предполагал, каким успехом завершится первая экспедиция Колумба. В Санта-Фе делили шкуру неубитого медведя, и королевская чета с легким сердцем жаловала иллюзорные титулы Адмирала неведомого Моря-Океана и вице-короля еще не открытых земель, лежащих за этим морем.

Ни королева, ни король, ни Кинтанилья с Карденасом, ни Сантанхель и Санчес (а все они в искусстве счета знали толк) не могли и подозревать, что десятые доли доходов и восьмые доли прибылей, гарантированные автору проекта, составят со временем сумму поистине баснословную.

Если бы правнук Изабеллы и Фердинанда Филипп II сто лет спустя, руководствуясь условиями капитуляции, пожелал бы выплатить правнуку Адмирала Моря-Океана его «законную долю», ему пришлось бы отдать наследнику великого мореплавателя золота и серебра на сумму в 350 миллионов мараведи. Эти 350 миллионов соответствовали бы десятой доле стоимости сокровищ, вывезенных в 1592 году из Нового Света. Восьмая же часть от общей суммы торговых оборотов с заморскими владениями Испании составила бы 600 миллионов мараведи. В общей сложности правнук Колумба получил бы почти миллиард мараведи, или 10 тонн чистого золота. Сумма эта примерно вдесятеро превышала бы все доходы кастильской казны в 1492 году.

К счастью для потомков Католических Королей, любые соглашения имели силу, доколе это было угодно их предкам. Капитуляция, подписанная их высочествами в Санта-Фе, еще при жизни Колумба превратилась в клочок бумаги, и никто о ней не вспоминал в 1592 году.