Степан Лопатин - Живая память

На сарае новых пробоин нет. Рядом с ним стоит 76-миллиметровая полковая пушка. Но она молчит, расчета не видно.

Я сваливаюсь в землянку, говорю капитану Каченко:

- Там вышел один танк. Пехота может дрогнуть.

- Никуда не убежит пехота, - говорит капитан.

Медсестра, сев на запятки, прислушивается к раненому. Он затих.

- Скончался, - говорит сестра. Весть принимается молча.

- Отмаялся, - дрогнувшим голосом произносит сестра. Она складывает ему руки на грудь.

Я ухожу. Делать здесь мне нечего.

Из ямы снова смотрю на полковую пушку. Для чего поставлена - для мишени?

В яме появляется Карпюк.

- Связь восстановлена? - с надеждой спрашиваю его.

- Не хватило провода, - Карпюк смотрит куда-то в сторону.

- И что же: не могли найти, занять, украсть в конце концов? ожесточаясь, начинаю ворчать. - Кто за вас будет это делать? Дядя?

- Я ранен, имею право покинуть...

Я удивляюсь: ранен, а ходит.

- Куда?

- Вот, - показывает на царапину над бровью.

Да, осколочное ранение, но не серьезное, даже не требует перевязки. Мелкая царапина, какую можно получить, продираясь через кусты. Во мне закипает злость: улизнуть хочет с переднего края, негодник. Хотя формально прав. Да и польза от него какая?

Подавляя себя, почти спокойно говорю:

- Валяй отсюда...

Младший лейтенант исчезает с глаз.

Я вспоминаю: Протопопов 13 июля прошлого года, стреляя прямой наводкой по танкам, тоже был ранен вот так же - царапина над бровью. Он не ушел с батареи - герой. О Карпюке этого не скажешь.

А почему молчит пушка у сарая? Она стоит близко. Я преодолеваю разделяющие пятнадцать-двадцать метров броском. За сараем - расчет, четверо в белых халатах. Вполне боеспособный расчет. Но артиллеристы прячутся за бревенчатыми стенами в стороне от пушки с опущенным козырьком щита.

- Что же не бьете по танку, ребята?

- Не возьмешь нашим снарядом в лоб.

- А вы попробуйте в гусеницу - порвет.

- Подойти не дают... Снайперы...

От пушки до сарая два метра. Если проскочить их быстро, снайпер не успеет нажать на крючок.

- Попробуйте, - говорю, - только быстро.

Крепкий дядя, похоже - наводчик, первым направляется к пушке. Идет по-крестьянски степенно, по-хозяйски. Звучит выстрел снайпера. Наводчик отпрянул назад, схватился за грудь. Он ранен. Кто-то смотрит на меня осуждающими глазами. Меня неправильно поняли: "быстро" не значит немедленно. Только теперь разница значений этого слова дошла до меня.

- Так нельзя, - говорю я. - А вы вот так. - Я делаю рывок к пушке, снайпер не успевает выстрелить.

Наклоняюсь к прицельному прибору у щита. Внизу под щитом до земли щель сантиметров двадцать. По ногам едва ли будет бить снайпер - не догадается. Как пушка управляется, я еще не разобрался. Я не видел полковую пушку вблизи и не изучал ее. Она отличается от дивизионной: вместо панорамы визир, по-другому расположены рукоятки.

- Видите, проскочить можно, если быстро. А ну, кто-нибудь ко мне!

- Сейчас, товарищ капитан, - говорит один.

Он завысил мое звание, но я не поправляю - погон на полушубке нет, не все ли равно, кто я.

- Давай, - поощряю его.

Он так же перебегает два метра. Два других возятся с раненым товарищем. Секунды в моем распоряжении, чтобы понять. Под визиром - прицел, ниже - поворотный механизм и педаль спуска. Мой помощник заряжает пушку, я навожу перекрестие в основание танка. Если снаряд не долетит - увижу.

Нажимаю на спуск - выстрел. Снаряд перелетает яму, где сидят мои хлопцы, и рвется на ее краю - как только в них не угодил! У меня проходит мороз по коже.

- Стрелки! Зарядишь - соединяй стрелки! - подсказываю своему помощнику.

- Есть! - Он заряжает.

Теперь я жду, когда он сведет стрелки подъемным механизмом. Ствол приподнимается.

Делаю выстрел. Разрыв у танка. Или по танку, или перед ним? Как лучше? Делаю два выстрела еще. В прибор вижу - танк зашевелился, сейчас должен ответить.

- В укрытие! - командую своему помощнику. Мы исчезаем за углом сарая.

Я не знаю, что стало с танком, он остался стоять. И осталась целой пушка - танк не ответил. Может, что заклинило у него, - нам какое дело? Возможно, мы поторопились или даже струхнули, преждевременно уйдя в укрытие?

Но лица у солдат расчета повеселели, хотя один из них ранен.

- Пустяки, - заверяют меня новые друзья, - пуля прошла под ребрами, легкие не задела. Через месяц он поправится, товарищ капитан, - кивают в сторону раненого.

Тот мотает головой тоже, у него почти счастливое лицо - так легко отделался. Он соглашается: да, через месяц поправится.

- Хорошая у вас пушка, ребята, - сказал им напоследок. - А танк никуда не уйдет - мы разбили ему лапти.

Они поверили в свою пушку, думаю я, уходя в свою яму.

В яму нам принесли обед с ОП.

Успокоившись, я перекусил. Стало клонить ко сну. Там же, в яме, я привалился к стенке.

- Товарищ старший лейтенант, - трогает меня кто-то. Открываю глаза передо мной телефонист, пришедший с батареи. - Вас вызывает командир нашего полка. Я провожу вас на его КП.

Зачем я ему понадобился? - размышляю по дороге. Ничем вроде не провинился, а со связью сегодня не получилось. Из-за отсутствия связи могу получить разгон основательный: батарея не сделала ни одного выстрела. Я на всякий случай думаю, как выкрутиться. Возглавлял нашу группу капитан Каченко, отвечать будем вместе.

- Давайте знакомиться, - сказал командир полка, протягивая руку. Подполковник Никитин.

Глаза смотрят мягко, нет той заносчивости, что отталкивала нас от Мосолкина. Мосолкина нет - он ранен.

Пожав руку, Никитин пригласил сесть. У меня отлегло от сердца: вежлив.

- По моим каналам связи, - продолжал Никитин, - мне доложили из стрелкового полка...

Начинается, думаю я.

- Доложили, что вы сегодня... стреляли из полковой пушки. Да, стреляли - в пехоте говорят об этом.

- Только четыре выстрела, товарищ гвардии подполковник. Первый был неудачным - не успел освоиться.

- Значит, все-таки стреляли. Хорошо сделали, показали пример пехоте. Артиллеристы не могут не стрелять из пушек. Этот танк подбит - спасибо за вашу работу. Но с утра вышел один танк, а сколько выйдет еще - мы не знаем. Поэтому сейчас возвращайтесь на ОП - и всей батареей на прямую наводку. Ни одного танка не пропустить - это моя просьба. Ни одного.

- Постараюсь... - совсем не по-военному бормочу я.

- Я надеюсь на вас, - продолжал командир полка. - Если и дальше будете действовать в том же духе, обещаю орден. Договорились?

Я встаю.

- Слушаюсь, товарищ гвардии подполковник.

По дороге на ОП размышляю: приятно, когда просят, не приказывают, а просят. И обращаются чуть ли не по имени-отчеству. Это стиль командира, или не успел еще стать он другим?

Еще светло, незамеченным не подъедешь, элемент внезапности исключается, и - уцелеет ли батарея? Шишек насобирать можно. Но приказ есть приказ, хотя и выглядит просьбой. Его надо выполнять. И не за обещанную награду, а по обязанности.