Александр Волков - Опасная профессия

Это было уже в пору, когда заведующим сельхозотделом в «Известиях» стал Геннадий Лисичкин, тот самый Лисичкин, с которым судьба свела меня надолго. Позднее мне предъявят как одно из самых серьезных обвинений: «он друг Лисичкина», я же буду этим гордиться.

А тогда мы с Геннадием Степановичем только что познакомились. Ему понравилась моя корреспонденция «Поднять или приподнять?», в которой я издевался над составлением списков отстающих хозяйств — была такая очередная кампания, связанная с поиском средств спасения сельского хозяйства. Все стремились в эти списки попасть, потому что отстающим списывали долги и давали новые кредиты. Но финансовые инъекции не приносили результата, потому что не менялась заведомо убыточная структура производства. Заголовок — от поговорки: «приподнять да шлепнуть».

Лисичкин и предложил мне поехать в Харьков, сделать вместе с Мишей Буренковым, корреспондентом в Харькове, сравнение двух районов со сходными природными условиями, но сильно различающихся по экономическим показателям, разобраться в причинах этих различий.

Такие сравнения были модны. В свое время в «Алтайской правде» мы штамповали их день за днем. Там дело доходило черт те до чего. Поехать каждый раз в два района было некому, и мы делали материал по телефону — звонили одному секретарю райкома, потом — другому и, поговорив, писали статью. Конечно, это было издевательством над людьми, которые трудились в поте лица своего. Но и мы трудились в поте лица, считая, что это норма: если район отстает, то мы вправе его критиковать «со всей остротой». А, в общем-то, разбираться в причинах было не так уж сложно, потому что мы знали «наизусть» все эти районы. Знали и людей, знали и стиль их работы, имели полные данные и, скажем, об оснащенности техникой. Так что и профанация присутствовала, но и не так уж, чтобы все было липой.

Теперь тоже предпринималась попытка сравнения, только, конечно, на более серьезной основе.

Тот район, который отставал по экономическим показателям, мы основательно изучили и пришли к выводу, что очень многое зависит от бестолкового администрирования и просто неумного руководства хозяйствами со стороны районного производственного управления. В то время, когда Никита Сергеевич разделил партию на сельскую и промышленную, эти управления играли очень большую роль, и начальник такого учреждения был достаточно крупной фигурой. К тому же в нашем случае он был Героем социалистического труда.

Мы разговаривали с ним, пытаясь откровенно высказать и тем самым проверить свои впечатления о руководстве районом, но он вел себя, я бы сказал, откровенно нахально, отвечал на наши рассуждения просто грубо. Интуиция подсказывала, что это неспроста, что этот человек будет на нас куда-то жаловаться. Подсказала и практический шаг. Я зашел к начальнику отдела кадров этого управления побеседовать, а в результате получил справку, где и как работал раньше наш герой. Биография оказалась довольно примечательной: он был секретарем райкома партии, район получил высокий урожай, за это ему и присвоили звание Героя. Он стал подниматься по служебной лестнице. Дошел до уровня второго секретаря обкома партии. Однако за какие- то крупные грехи (теперь уже не помню, в чем они заключались, что-то там присутствовало непорядочное) был с этой должности снят. Опустился «в низы», хотя и руководящие. Позже, однако, опять стал подниматься, да так, будто некая мощная рука тянула его вверх. Дошел до уровня заместителя председателя облисполкома, но и в этом качестве попал в некрасивую историю — нечистоплотность и корысть в распоряжении государственным имуществом. Снова был снят и… снова вскоре ходил в начальниках и героях.

Заведующий отделом кадров составил весь этот его послужной список, причем, как мне показалось, не без удовольствия, поставил свою подпись и печать. В нашей корреспонденции эта справка не была использована.

Материалы сравнительного анализа районов напечатали, и я готов был ехать обратно в Ростов. Собрал в гостинице свой чемоданчик, запер номер, иду по коридору. Навстречу бежит дежурная по этажу:

— Вас срочно вызывают в редакцию «Известий».

Нас, собкоров, хорошо здесь знали, поскольку мы постоянно жили в этой гостинице. Естественно, я заторопился в редакцию, тем более что надо было торопиться и на поезд. Вызванный лифт что-то долго не подходил, и я пошел пешком по этажам. По дороге буквально каждая дежурная этажа останавливала меня и говорила:

— Звонили из редакции, вам надо срочно приехать, нам сказали, что если вы уже ушли из номера, то надо поймать вас по дороге…

И я понял, что случилось нечто необычное. Вышел из гостиницы, схватил такси, приехал в редакцию… И только вошел в подъезд — слышу сверху, с шестого этажа, голос Артура Поднека:

— Скорее, скорее, Аджубей ждет.

И тоже интуиция сработала. Наверное, я уже много о ней говорю, но действительно есть какое-то особое чувство, и не только у журналистов, но у них-то точно — чувство опасности, ощущение того, что сейчас нечто случится, и ты спешишь собраться и довооружиться к этому моменту. Как-то не очень думая, что именно может произойти, с чем связан вызов, я все же поехал не сразу на шестой этаж — к главному, а на пятый, где находился кабинет заведующей корреспондентской сетью Лидии Ивановны Буданцевой. Там я перед отъездом оставил ту самую справку отдела кадров о герое нашей корреспонденции. Забежал в кабинет, порылся на полке, нашел ее, положил в карман и пошел к Аджубею.

Как оказалось, его на месте не было, он просто звонил по телефону, и эта вот черная трубка на белом листе бумаги так мне запомнилась…

Он ждал где-то на другом конце провода и, зная его характер, я понимал, что ждал с большим нетерпением. А в приемной сидело несколько человек — члены редколлегии, работники секретариата, и смотрели они на меня как-то печально что ли, как смотрят на больного или обреченного даже человека. По меньшей мере, как на того, кому сейчас предстоит нечто крайне неприятное. Но я не успел даже насторожиться — это было скорее мимолетное впечатление, осознанное позднее. Взял трубку и услышал голос Аджубея:

— Саша, здравствуйте. Вас, как мне сказали, сняли с поезда.

Он говорил подчеркнуто ровно, как говорят, стараясь кому-то продемонстрировать спокойствие и уверенность, и ты понимаешь, что все обстоит совсем иначе, даже — наоборот, то есть и спокойствия и уверенности в помине нет.

Я ответил в тон, мол, наверное, это было необходимо. Он спросил:

— Скажите, пожалуйста, вы знали, что тот человек в Харькове, начальник производственного управления — Герой социалистического труда, заслуженный руководитель, крупный специалист?