Александр Волков - Опасная профессия

— Да, я знал, что он Герой труда.

— Но, — спросил Аджубей, — вам не кажется, что вы обошлись с ним не совсем справедливо, критикуя за администрирование, за негодный стиль работы? Может быть, это недостаточно обоснованно?

— Как он стал Героем, я знаю: его район получил высокий урожай, и его представили к награде. По моим представлениям, это отнюдь не всегда убедительная характеристика для секретаря райкома партии, не доказательство, что он хороший руководитель. И не всех ведь представили «к Герою», у кого был в тот щедрый год хороший урожай. Тем более это не индульгенция на всю оставшуюся жизнь. Не буду говорить, что это за человек, а просто прочитаю вам один документ.

Достал из кармана и стал подробнейшим образом читать ту самую справку из отдела кадров. Надо сказать, это был впечатляющий материал: уж очень видна была не просто несостоятельность, а даже непорядочность нашего героя и незакономерность его многократных восхождений по карьерной лестнице. Завершил я свое телефонное выступление такой фразой:

— Справка подписана начальником отдела кадров управления и заверена печатью.

Пока я читал, по мере того, как становилось ясно, что же за личность тут вырисовывается, коллеги мои, сидевшие в приемной, начали исполнять вокруг меня какой-то дикарский танец, прихлопывая и притопывая, правда беззвучно. Выходит, мелькнуло в голове, то, что я делаю сейчас, по крайней мере, одобряется, а может быть, вообще даже все обстоит великолепно.

Алексей Иванович, выслушав внимательно, сказал:

— Хорошо, Саша, я прошу вас прочесть этот документ еще раз.

Прочел. Мне представилось, что он записывается на пленку. После этого Аджубей подвел итог:

— Хорошо, Саша, спокойно поезжайте в Ростов.

Я положил трубку и спросил окружающих: ну, объясните же мне, почему вы сначала меня хоронили, а теперь исполняете тут африканские танцы?

Никто еще не успел ответить — снова раздался телефонный звонок, тот же аппарат. Я автоматически взял трубку, опять Аджубей, но тон совсем другой: дайте мне быстро Поднека. Они коротко поговорили, Поднек положил трубку и сказал, что Алексей Иванович позвонил уже из другой комнаты. Говорит — никакого Ростова, все более-менее неплохо, не волнуйтесь особенно, но пусть Волков едет снова в Харьков. Пусть сядет у Буренкова дома, в городе не показывается, а Миша поит его коньяком и собирает дополнительные факты, какие только можно собрать по этой истории.

Замечание насчет коньяка говорило, конечно, о характере человека, способного шутить и в напряженной ситуации, а вместе с тем и о том, что напряжение спадает. Шеф пообещал позвонить до отъезда еще раз, в понедельник.

А дело было в субботу. Я снова возмутился: что же все- таки происходит? И мне рассказали, что во время обеда у Никиты Сергеевича на даче, из тех обедов, которые практически превращались в заседания Политбюро, Николай Викторович Подгорный вдруг выступил с критикой в адрес «Известий». Сказал, что газета напечатала ошибочную статью, в которой оболган очень хороший человек, очень опытный руководитель, Герой социалистического труда. Ему, Подгорному, позвонили из Харьковского обкома партии и высказали свое возмущение этим фактом.

Позднее мне объяснили: человек, которого мы критиковали, был личным другом Подгорного или, не знаю там, приятелем, протеже, и этим объяснялись его взлеты даже после оглушительных падений.

Конечно же, такое обвинение в адрес редакции более чем серьезно. Момент для Аджубея был крайне неприятным. И он, естественно, не мог поступить иначе, кроме как заверить, что немедленно разберется с этим, немедленно затребует объяснения корреспондентов. Вот оттуда же, прямо с дачи, как я понимаю, он и звонил, разыскивая меня. И надо сказать, удачно — прежде всего, для меня удачно, а, может, в какой-то мере и для себя, хотя ему, уж прямо скажем, было попроще все-таки — он «поймал» меня до отъезда на вокзал.

Анализируя всю ситуацию тут же, в приемной, коллеги мои говорили, что, конечно, прочтенная мною справка не может не произвести впечатления, она убедительна, но как повернется дело, как будет развиваться вся эта история, никто не решится прогнозировать. Ну, и с тем, наверное, чтобы я сам над этим не очень думал, меня повезли за город.

Мы поехали на дачу к Диме Мамлееву, который был в то время первым заместителем ответственного секретаря в «Известиях» и ведал собкорами. Там на лужку двое наших друзей-армян, тоже корреспондентов, один из Узбекистана, другой из Армении, Меликянц и Мкртычан, жарили шашлык по-армянски на углях. Мы, конечно, выпили под этот шашлык, стреляли из какого-то пистолета, бегали, плясали, пели, но все время возвращались и возвращались к этой истории, к тому, что все-таки в конечном итоге может получиться.

В понедельник приехали в редакцию рано утром. Аджубей в тот день уезжал вместе с Никитой Сергеевичем в Англию. Я думал, что придется долго ждать звонка, но когда мы приехали, там уже, оказывается, заседала редколлегия: Алексей Иванович не смог позвонить сам, но на перроне сказал Горюнову, в то время генеральному директору ТАСС: позвони, мол, в «Известия», ребята там волнуются, скажи, что все в порядке, все проверено, и Подгорному, который в это время уже уехал в Варшаву, даже дана телеграмма: газета выступила с критикой обоснованно. На сей раз главный сказал, что я действительно могу спокойно ехать в Ростов, но попросил, чтобы в Харькове, хотя бы во время стоянки поезда, я обрисовал всю ситуацию Буренкову, подготовил его к любому возможному повороту событий.

Эта полудетективная история и закончилась прямо-таки в детективном духе. Сообщили Буренкову, чтобы в два часа ночи он встретил меня на вокзале, не объясняя почему. Миша встретил, я торопливо, стоя прямо около подножки вагона, старался пересказать ему все, что было необходимо, и продолжал говорить даже тогда, когда поезд уже тронулся. Я висел на подножке, а он бежал рядом…

Документальная повесть о космонавте Титове, которую я упоминал, последующие книги о нем, двухсерийная радиопередача, которую моим детям на факультете журналистики преподносили как новый жанр — радиофильм (к моему удивлению) — все это выпадало из сферы моих основных интересов, оказалось чем-то случайным и временным. Но это дало определенную сумму денег, позволившую не только вылезти из трясины долгов, а еще и купить жене модную в те времена синтетическую шубу (не очень-то, кстати, годившуюся для алтайских морозов), детям — пианино (тоже была мода), но еще важнее — съездить вместе с женой в Чехословакию. Это был наш первый выезд за границу, первый раз удалось взглянуть на чью-то другую, не похожую на нашу жизнь. Однако и это, конечно, было не главное.