Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке

Говоря о кадрах ЭПАСа, хочу прежде всего упомянуть о моих товарищах и коллегах, в первую очередь, о нашем техническом директоре, профессоре К. Д. Бушуеве, который достойно завершил беспрецедентную космическую программу в далеко не простой ситуации, обусловленной как объективными, так и субъективными обстоятельствами. К сожалению, уникальный опыт первого международного директора остался невостребованным. Константин Давидович прожил всего три года после завершения проекта. Не последнюю роль в его преждевременной смерти наверняка сыграли постоянные стрессы, которые сопровождали работу технического директора.

Добрым словом следует вспомнить имена наших ведущих специалистов, прежде всего руководителей рабочих групп: В. П. Легостаева — будущего вице–президента и заместителя Генерального конструктора; В. А. Тимченко — заместителя главного конструктора; Б. В. Никитина и И. В. Лаврова — начальников отделов; руководителя наземных испытаний Н. И. Зеленщикова — будущего первого вице–президента и первого заместителя Генерального конструктора; руководителя полетом А. Елисеева, его заместителей В. Кравца и В. Благова. Все рабочие группы дали нашей космонавтике, ее головной организации НПО (РКК) «Энергия» и ведущим смежникам десятки и сотни возмужавших специалистов, прошедших уникальную школу.

Американцы оценили наши деловые качества. Несмотря на многочисленные задержки, обусловленные необходимостью согласования с инстанциями, и упорство в престижных вопросах, с нами было легко договориться «по делу». Послеэпасовский опыт работы с канадцами и представителями других стран помог американцам лучше понять кто есть кто в мировой космонавтике и астронавтике.

Будь советская власть, ее идеологическая и направляющая сила — Политбюро — поразумнее, наш рабочий класс и трудовая интеллигенция космической отрасли сработали и смотрелись бы еще более достойно. Правда, то же можно сказать и обо всей хозяйственной и другой политике в нашем большом, во многом неразумном государстве. Последствия этой политики, отсутствие здравого смысла во многих земных делах и привели к краху Советского Союза, преданного партийной и другой номенклатурой. Не мог еще раз не вспомнить об этом, подводя итоги тем 70–м, теперь таким далеким годам.

Через 20 лет мне снова пришлось встретиться со многими из ЭПАСовских кадров НАСА и его ближайших подрядчиков. В целом они не составили такого монолитного ядра в будущем совместном проекте, как это произошло с нами. Тем не менее ветераны играли заметную роль на многих местах и на разных уровнях. К сожалению, к началу 90–х годов Г. Ланни покинул НАСА и оказался в стороне от международной программы. Зато его заместители, А. Олдридж и Л. Никольсон, за эти годы поднялись еще выше и внесли достойный вклад в общее дело на новом этапе. Помощник администратора НАСА Олдридж стал одним из самых активных пропогандистов программы «Мир» — «Шаттл», в частности пропагандируя АПАС-89 на важнейшем начальном этапе. Примерно то же самое в Хьюстоне делал Никольсон как заместитель директора КЦД. Перед уходом на пенсию сумел снова поработать на общее дело Д. Уэйд. В начале 90–х годов активным оставался Р. Уайт, хотя он и отошел от стыковочных дел.

Многие из тех, кто был в 70–е годы помоложе, кто не занимал ключевые позиции в ЭПАСе, выросли и возмужали, и спустя 20 лет их инженерный, в том числе совместный, опыт сыграл большую роль. В НАСА, в Хьюстоне и на полигонном Мысе, в КЦК и в Дауни, на фирме «Рокуэлл» мне пришлось работать вместе со многими американцами, которые встречались на моем пути тогда, 20 лет назад, и которых я знал близко. Все они признавали ЭПАС важным периодом в своей космической биографии. В этой связи не могу не назвать Рэя Аджемяна, который в 1973 году начинал сбою деятельность как конструктор космических механизмов на фирме «Рокуэлл» и с которым мы тогда лишь познакомились. Зато в 90–е годы на своей фирме он уже играл ключевую роль в новом совместном проекте.

Обо всем этом мне еще предстоит рассказать.

Особо хочу вспомнить о командире «Аполлона» Т. Стаффорде, ветеране космических полетов 60—70–х. Вскоре после ЭПАСа он вернулся в свои родные Air?Force (ВВС) и получил вторую звезду на погоны, еще раз «побив» своего советского коллегу. Правда, Леонов (вместе с Кубасовым, конечно) тоже получил вторую «Звезду» (но лишь — Героя). Через несколько лет Стаффорд снова вернулся в НАСА. Двадцать лет спустя он остался Железным Томом, сохранив верность общему делу и дружбе. Ему пришлось возглавлять специальную комиссию НАСА, разбиравшую самые острые пограничные вопросы и даже конфликты. Ему доверяли и свои, и чужие, и это говорило само за себя.

Еще несколько слов о том, что приобрели обе стороны от совместного проекта. Прежде всего мы научились работать вместе. Эта наука сложилась из нескольких разделов, начиная от технических и организационных методов согласования интерфейсов во всех их проявлениях, от физических параметров до инструкций для космонавтов и астронавтов, а также для наземного персонала ЦУПа и МСС — центров управления, расположенных на разных континентах. Мы научились хорошо понимать друг друга, и не только в лингвистическом смысле. Мы осознали свои достоинства и недостатки, а главное — стали гораздо больше доверять друг другу.

Несмотря на жесткие ограничения нашей системы, у некоторых из нас установились товарищеские отношения с американскими коллегами, и хотя они оборвались практически сразу после ЭПАСа, все же оказались достаточно долговечными, по крайней мере для меня. Более того, взаимопонимание с американским космическим конструктором Кэдвелом Джонсоном сыграло большую роль 20 лет спустя, когда мы вместе инициировали новый совместный проект.

Заокеанские коллеги признали в нас достойных партнеров, с которыми можно и нужно работать. Кроме того, им было интересно с нами, и этот взаимный интерес основывался на профессиональных и общечеловеческих стимулах. Не случайно каждый раз американцы приезжали к нам в Москву и принимали нас в Хьюстоне с большим желанием. Недаром, каждый раз уезжая из Москвы, они надеялись вернуться сюда снова. Инженеры мечтали о новом интересном проекте.

Как известно, политическая ситуация в мире стала постепенно меняться после ухода со сцены президента Ричарда Никсона, который был, наверное, главным инициатором и движущей силой разрядки и который сам оказался ее жертвой. Оппозиция внутри страны с большой долей антисоветской направленности сумела побороть все остальные силы и совершить, казалось бы, невозможное. Воспользовавшись «уотергейтским» делом, Никсона добили на наших глазах жарким летом 1974–го. Дальше разрядка шла в основном по инерции, с нарастающим затуханием, сначала при преемнике Никсона Форде, затем уже при демократе Картере и, наконец, снова обернулась самой холодной войной при непримиримом республиканце Рейгане. Пик противостояния пришелся на начало 80–х, а тогда, в конце 1975 года, мы, наивные технари, все?таки надеялись, что начатое нами дело будет развиваться.